Преломление. Витражи нашей памяти

IV

Ахмед быстро усадил нас в поджидавший недалеко пикап-автобус, и мы понеслись по улицам Каира теперь уже в мастерскую сувениров. Наш гид и там оказался своим человеком. Он стал показывать изделия местных промыслов: различные женские украшения, медные чайники, подносы, ажурные лампы, кофейные мельницы, джезвы и многое другое. Поскольку большого энтузиазма эти вещи у нас не вызвали, Ахмед стал нахваливать изделия из кожи: всевозможные восточные пуфики, очень прочные сумки из верблюда, красивые витые плётки. Одну из плёток он снял с полки и, как дрессировщик в цирке, протянув её по полу и резким движением хлёстко щёлкнул тонким концом.

— Пять долларов, — произнёс он вслед щелчку.

— Это для садомазохистов, — решительно прокомментировал боцман.

— Скорее — для жены, — пошутил кок.

— Ну да, — добавил наш матрос-рулевой, — сначала её духами подушить, а потом плёткой огреть.

Почувствовав, что все эти предметы не вызывают никакого воодушевления, Ахмед подвёл нас к стене с развешенными на ней папирусами, на которых красовались яркие рисунки: там можно было найти и головы Нефертити, и Клеопатры, и изображения египетских богов. Ахмед показал нам бога Ра, бога ночи, Хоруса, священную птицу Ибис.

— Папирусы — это визитные карточки Египта. Стоят они от одного до пяти долларов, в зависимости от размера. Главное, что это настоящие папирусы, а не подделки из листьев пальмы и кожуры банана. Здесь всё нарисовано кистью на настоящем папирусе, сделанном по древней технологии третьего тысячелетия до нашей эры.

— Получается — пять тысяч лет назад, — без всякого калькулятора подсчитал старпом.

— Вот именно! В Каире, кстати, есть музей папируса, но в него мы уже не успеваем. В сравнении с папирусом бумага используется совсем недолго, хотя был период, когда они употреблялись одновременно.

— Не помню чего-то такого времени, — с удивлением протянул боцман.

— Восьмой век, уважаемый. Древним египтянам папирус служил не только для письма: он шёл в пищу, использовался как строительный материал, из него изготовляли одежду, обувь, циновки, плели корзины и многое другое.

— Ну, например, — опять пристал боцман.

— Что «например»?

— Что — «многое другое»?

— Например, лекарства.

— От чего?

— От ослабления потенции, например. Оно так и называется «Свиток папируса».

— Так это получается — на все случаи жизни, — восторженно заключил боцман.

— Именно так! Всего за три доллара.

— Беру! — тут же согласился боцман. Повешу дома рядом с картиной Айвазовского «Девятый вал». Люблю морскую тему. Старпом, одолжишь ещё три доллара?

Валера вынул калькулятор и, не глядя на него, подытожил:

— Итого с тебя двадцать три доллара.

Заразившись примером боцмана и впечатлённые рассказами Ахмеда, мы тоже набрали себе папирусов с изображениями богов, фараонов, сцен из давней египетской жизни и смерти. Ахмед сворачивал их в трубочки и закреплял резинками. Выходили из мастерской сувениров довольные — у каждого в руках был цилиндрический свиток папируса.

Боцман приставил свой свиток чуть ниже живота, похожего на бурдюк с вином, и с сарказмом, достойным старого моряка, произнёс, философски упёршись взглядом в какую-то далёкую точку в центре земли:

— Вполне достойный свиток.

Ахмед второй в целости и сохранности передал нас Ахмеду первому, пожал нам руки. Ладонь на этот раз у него была сухая и крепкая.

— Привет России! — на прощание почти пропел наш вездесущий гид. — Передайте, что без неё и нам тут не жить. Приезжайте ещё!

Смеркалось. Обратный путь в Александрию превратился в большие гонки во тьме египетской, подсвеченной фарами множества машин, едущих на максимально возможных скоростях. Всё напоминало какую-то бешеную беготню тараканов, спасающихся от действия дихлофоса, ралли без правил, громадную центрифугу светящихся молекул, метеоритный дождь — всё, что хотите, но только не мирную поездку после каирского турне. Машины следовали друг за другом на расстоянии вытянутой руки. Скорость на спидометре нашего «пассата» никак не хотела падать ниже отметки 120. Ахмед периодически ударял кулаками по баранке своего автомобиля и причитал в сердцах: «Что они плетутся, как индюки!» — и жал-жал на газ, забыв, что есть на свете такое устройство, которое называется тормоз.

Это было похоже на нескончаемое броуновское движение, в которое мы были вовлечены волею случая. Я опять сидел на переднем сиденье, рядом с Ахмедом, который пытался прорваться сквозь мчащийся поток автомобилей в тёмную даль александрийского горизонта. Он ловко лавировал в потоке автомобилей, пробивая малейшие бреши, возникающие на пути нашего стремительного движения. Лихорадочная гонка на генеральной трассе Каир — Александрия представляла собой некую игру: кто кого обставит на пути в райские кущи, куда попадают только первые десять лидеров.

В Александрийский порт мы въехали в полночь. У борта нашего временного обиталища — небольшого грузового парохода с языческим именем «Тор» — нас встречал капитан.

— Поздненько, поздненько, господа туристы. Завтра утром… — он посмотрел на часы, — какое завтра? Уже сегодня перешвартовка и выгрузка.