Преломление. Витражи нашей памяти

Судя по темпу нашего движения и резким изменениям его вектора, готовил он команду хорошо. И нам опять захотелось пить. Наконец-то мы оказались в более приличном месте. Конечно же, если бы тренер сборной Сенегала привёл нас сюда сразу, то вряд ли бы мы и согласились остаться здесь. Но по сравнению с первой новая забегаловка показалась чище и светлее. На столах был пластик, который, похоже, даже протирали. А на витрине барной стойки красовалось несколько бутылок с бренди, виски и ещё чем-то очень импортным.

Количество мух, правда, было примерно таким же, но бармен выглядел намного благообразнее. Единственно, что его портило, — постоянно бегающий взгляд, то и дело коротко останавливающийся на наших персонах. Но это можно было понять: мы вторглись на территорию исключительно темнокожего царства, на фоне которого выделялись, как случайное белое пятно на кофейной скатерти Сенегала. Наш знакомый, переговорив с благообразным барменом, подошёл к столику, за которым с некоторой брезгливостью и разместилась наша компания.

— Всё в порядке, — возвестил наш сенегалец, потирая руки. — Что будем пить? Пиво, это само собой.

Наш неугомонный провожатый уселся за столик, выдрав из земляного пола соседний стул, глубоко ушедший ножками в утрамбованную почву.

— Во-первых, давайте познакомимся поближе. Меня зовут Бхомбо Вазу. Мои друзья в Ленинграде звали меня Васей. А кликуха была у меня «бомбовоз» — Вася Бомбовоз.

— А почему Бомбовоз? — удивился Николай Иванович.

— Ну, Бхомбовазу, Бхомбоваз, Бомбовоз. Похоже? Но лучше зовите меня просто Васей.

— Русский ты выучил на пять, — похвалил Гена.

И Вася сразу продекламировал:

— Я русский «выучил только за то, что им разговаривал Ленин».

После этих слов он пальцем обвёл на своей курчавой голове большой овал, обозначающий знаменитую ленинскую лысину, и добродушно улыбнулся, обнажив два ряда крепких белых зубов.

— Вася, а сколько стоит здесь пиво? — неожиданно спросил Николай Иванович.

— Об этом можете не беспокоиться. Всё будет оплачено. Я только возьму у вас мелкие деньги, чтобы рассчитаться, а потом разменяю и отдам. Сколько у вас есть? Начнём с дяди Коли. Можно вас так называть?

— У меня только крупная купюра — тысяча франков. Мелочи нет.

— Это ничего. Дело в том, что у меня ещё крупнее, — отозвался на это заявление Вася, — и у них тоже нет сдачи. Но с тысячи они дадут.

Николай Иванович вынул из брючного кармана кошелёк, извлёк из него бумажную купюру и положил на стол.

— Вот, — произнёс он, — других нет.

— Это хорошо! Кто следующий?

Мы недоумённо переглянулись.

— А что, этого не хватит? — наивно спросил я.

— Вы меня не поняли, — стал объяснять Вася мягким голосом. — Я хочу всем, а не только дяде Коле честно отдать свой долг. Можете внести любую, даже символическую сумму.

Это напоминало какую-то игру, правила которой нам не были известны. И у нас закрались подозрения. Но Вася широко улыбнулся и развеял их уже привычным жестом, всё так же похлопав по заднему карману своих штанов.

— Здесь мои гарантии. Вы сами потом в этом убедитесь. Не бойтесь, я получаю большие деньги. А угостить своих «земляков» для меня и удовольствие, и честь. И знаете ещё, почему я это делаю?

Мы, конечно, не знали.

— Потому что так со мной поступали в вашем родном Ленинграде. И я никогда этого не забуду.

К счастью, у нас оказалась и мелочь. И мы выложили на стол монеты достоинством в 25 франков и в 50. Вася сгрёб их со стола.

— Значит, так: всем по пиву. А дяде Коле могу предложить ещё рюмку бренди. Нормалёк? Чувствую, что он не откажется.

Николай Иванович зарделся от заманчивого предложения и, скромно пожав плечами, сказал:

— Рюмку? Можно. Отчего ж?

Через пять минут на столе оказалось мутное пиво в плохо промытых стаканах и низкая стопка с желтоватым напитком, который Вася рекомендовал как «Наполеон».

— Наполеон тоже был маленького роста, как наш дядя Коля, — комментировал Вася, — но при этом очень сильный и энергичный. Выпьете «Наполеон», будете как Наполеон. Гарантирую!

— А почему себе пива не взял? — проявил заботу Николай Иванович.

— Спорт и алкоголь несовместимы, — жизнерадостно продекламировал Вася.

— Тогда за спорт и дружбу! — подняв стопку с «Наполеоном», произнёс Николай Иванович.

Пиво было кислым и тёплым. Николай Иванович сидел размякший и довольный. Вокруг летали мелкие африканские мухи. Они безбоязненно садились на края наших стаканов и даже пытались спуститься по внутренней поверхности к содержимому и попробовать его на вкус.

— Удивительные животные, — стал рассуждать Николай Иванович, — ничего не боятся.

— Ты это про кого? — недоумённо спросил Гена.

— Про мух, конечно, про кого ж ещё? Смелее мухи, пожалуй, никого и не сыщешь. Ты по ней — хлоп кулачищем, а она, зараза, вжик и — рядом села: начхать мне на тебя. Как будто и не убивали её только что — играется она с нами, видите ли… Очень проворное животное. Смелее и шустрее никого на свете не видел. Если бы эти качества были присущи человеку, он бы горы свернул.

— Вот твой любимый Наполеон, наверное, и был таким, — сделал я предположение.

— Но Кутузов же всё-таки прихлопнул его.