Преломление. Витражи нашей памяти

— Но не дохлопнул, — продолжил диалог Гена.

— Вот именно, — радостно согласился Николай Иванович, — поэтому не мешало бы повторить и уже окончательно добить этого несчастного «Бонапарта».

Дискуссию прервал Вася:

— Как пиво? — поинтересовался он.

— Сенегальское «Жигулёвское» недельного разлива, — подытожил Гена.

— Чем богаты, — развёл руками Вася Бомбовоз. — У вас в Ленинграде я любил больше всего «Двойное золотое» завода «Красная Бавария». Отменное пиво. Лучшего нигде не пил.

— А я всегда «Мартовское» пью, — стал делиться воспоминаниями Николай Иванович. — Придёшь с рейса и — на старый Невский в пивбар завода «Вена». Столик бутылками уставишь и тянешь себе помаленьку. Лучший отдых для меня.

— «Мартовское» здесь не подадут, — вернул всех на землю Гена, — пора отсюда выбираться. А то глядят здесь на нас, как на диковинных зверей. Смотри — все головы повёрнуты в нашу сторону, будто ждут от тебя песен с плясками. Где тут, кстати, места общего пользования?

— Какие места? — не понял Вася.

— Ну, туалет!

— Туалет? — засмеялся Вася. — Здесь везде туалет. Где стоишь, там и туалет. Особенно, если на улице. У нас всё намного проще. Весь Сенегал — это сплошное место общего пользования. Исключение, быть может, центр Дакара. Там почти европейские кварталы. Там нельзя. Штраф три тысячи франков.

— О-го-го! Дороже золотого перстня.

— Здесь бесплатно. Пойдём вместе, я покажу, как это делается у нас. Не боись, я угощаю.

Вася с Геной вышли из забегаловки, я же поделился своими подозрениями:

— Не нравится мне всё это. Чувствуется какой-то подвох — кажется, сделает ноги «земляк» и будет таков.

— Это ты зря, — возразил Николай Иванович, — хороший же парень, свой в доску. А если и начнёт убегать — мы его за шкирник и в полицию.

— Наивный ты человек, Николай Иванович! Он здесь как рыба в воде, а ты — как жук в дерьме. Если он захочет, то обставит нас в два счёта. Оглянуться не успеешь. Да ещё на посмешище выставит. Помяни мои слова. Дай Бог, конечно, если этот прохвост окажется порядочным человеком. Но мне чего-то в это не верится. Никаких денег у него в заднем кармане нет. Сам приглядись.

— Так он же говорит — крупная купюра. Много ль ей места надо.

В это время появились Вася с Геной.

— Ну вот! А ты говорил, прохвост, — обрадовался Николай Иванович. — Если бы захотел, сейчас и сбежал бы. Когда ж ещё? А он — вот он! Как на ладони. Прекрасной души человек. «Наполеоном» меня попотчевал. Но повтора, я чувствую, не будет.

— Не забудь, за твои же деньги потчевал.

— Ну, это ты брось. Отдаст. Куда он денется.

Я же всё время чувствовал подвох. Мозжечком чувствовал. Пьеса разыгрывалась как по нотам, и мы в ней были актёрами-дилетантами, попавшимися на крючок случайному (случайному ли?) режиссёру. Но я понимал, что уже не в нашей власти изменить сюжет задуманной пьесы. Пленники обстоятельств, мы вольно, а по большей части невольно шли на заклание ради вполне определённой идеи, жившей в голове «свободного художника» — Васи Бомбовоза из Сенегала. И я уже был почти уверен, что он продолжит разыгрывать свою пьесу, под занавес оставив нас в немой сцене, без суфлёра, без текста, на произвол судьбы. И без шансов отыграться.

— Всё, ребята, — сказал подошедший к столику Вася, — если заказывать больше не будем, пойдём менять деньги. Кому я сколько должен? Проверим. Дяде Коле тысячу. Так?

— Так, — с удовлетворением произнёс Николай Иванович.

— Тебе я должен пятьдесят, — Вася вытянул указательный палец в мою сторону. — А тебе — двадцать пять.

Гена подтвердил. Он был в хорошем расположении духа и всё удивлялся, как это может быть так просто, когда поблизости нет туалета. И туалет сам находит тебя на том месте, где приспичило.

— Это гениально, — заключил Гена. — Цивилизация привносит одни ненужные хлопоты. Надо быть ближе к природе. Тогда легче живётся, легче дышится и легче делается всё остальное. Рано или поздно мы к этому придём.

— Представляю, во что превратится тогда город Ленина, — заметил я.

— Но здесь-то всё нормально, — возразил Гена, — всё вмиг иссушивается солнцем. Не забывай, что это Африка.

Вася Бомбовоз как раз и напомнил об этом, изобразив ритуальный танец аборигенов. Во всяком случае, нам так показалось. Танцор на полусогнутых прошёлся между столиками под дружные хлопки присутствующих, сделал несколько оборотов вокруг собственной оси и застыл в позе бога Шивы. Все сразу засвистели и зааплодировали. После чего Вася подошёл к бармену и что-то ему долго внушал. Бегающие глаза бармена забегали ещё быстрее.

Повернувшись к нам, Вася удовлетворённо махнул рукой:

— Пошли! Сеанс окончен.

— Юморной парень, да? — спросил Николай Иванович.

— Очень, — ответил я. — Весь юмор у нас ещё впереди.

— А я верю людям, — признался Николай Иванович, — несмотря на цвет кожи или расовую принадлежность.

— Вот это ты правильно делаешь, — без тени иронии заметил Гена.

Выйдя на палимую солнцем улицу, Вася опять обратился к нам:

— Значит, так: тебе тысячу, тебе двадцать пять, тебе пятьдесят. Правильно?

— Абсолютно, — согласился я.