Преображение мира. История XIX столетия. Том I. Общества в пространстве и времени

В XIX веке возникло мало новых столичных городов вне границ испано-американских республик, где, как правило, бывшие центры колониальной администрации обретали новый статус государственных столиц. Исключительными случаями были, наряду с уже упомянутой Аддис-Абебой, главный город Либерии Фритаун – «настоящая» столица, отстроенная по европейским образцам[1016], а также Рио-де-Жанейро. После 1808 года он служил резиденцией португальской монархии, а с 1822 года стал столицей независимой Бразильской империи и был отстроен в стиле «тропического Версаля»[1017]. Важнейшими из новых национальных столиц в Европе были Берлин, Рим (он стал столицей Италии только с третьей попытки в 1871 году, сменив Турин и Флоренцию), Берн (избран в 1848 году «союзным городом» Швейцарской конфедерации) и Брюссель, который и в прошлом был столицей, но только после 1830 года, в качестве главного города новооснованного Бельгийского королевства, впервые объединил в себе все центральные функции государства. Интересен случай с Будапештом. В результате «компромисса» 1867 года он стал второй столицей Дунайской монархии. Он конкурировал с Прагой, и потому для него было крайне важно, чтобы та не приобрела столичного статуса. Будапешт, в действительности созданный только в 1872 году путем слияния Буды и Пешта, стал одной из крупнейших арен городской модернизации в Европе. В результате усиливающейся мадьяризации населения город в конце XIX столетия приобрел отчетливый национальный характер в культурном и этническом отношениях. В рамках внутренних имперских связей Будапешт продолжал находиться в напряженных отношениях с Веной. Таким образом, в Австро-Венгрии мы тоже обнаруживаем дуализм мегаполисов, который с особой отчетливостью заявил о себе в XIX веке по всему миру. Этот дуализм возникал благодаря сознательному размежеванию функций политического и экономического центров. Не только Вашингтон, но и Канберра, и Оттава казались тихими провинциальными городками по сравнению с бурлящими центрами промышленности, торговли и услуг, такими как Нью-Йорк, Мельбурн, Сидней, Монреаль и Торонто. Некоторые политические режимы вполне сознательно способствовали развитию подобной конкуренции. Так, паша Египта Мухаммед Али настаивал на Каире как своей столице, но при этом сделал намного больше для восстановления блеска пришедшей в упадок Александрии[1018]. В некоторых других случаях «вторые города» обгоняли первые благодаря силе буржуазного самоутверждения. Москва сравнительно безболезненно перенесла потерю столичной функции в 1712 году и стала главным центром ранней стадии индустриализации в России. Осака, которая после Революции Мэйдзи 1868 года получала лишь незначительную поддержку со стороны центрального японского правительства, все-таки смогла укрепить свою позицию как портовый и индустриальный город в жесткой конкуренции с Токио. На место бывшего антагонизма между сёгуном в Эдо и императором в Киото пришла модерная конкуренция Осаки как делового центра с Токио как местом нахождения правительства. В Китае серьезным вызовом резиденции императора – Пекину стал подъем Шанхая, который начался в 1850‑х годах. Причем подобной ситуации в централистской системе власти Китайской империи не возникало с XV века. Напряжение между консервативно-бюрократическим Пекином и либерально-торговым Шанхаем сохраняется и сегодня. Подобного типа дуализм, не всегда запланированный политиками, имел место и среди колониальных городов, прежде всего в самых старых колониях. Такие экономические центры, как Йоханнесбург, Рабат и Сурабая, опережали по рангу столицы своих государств: Кейптаун (потерявший в 1910 году административные функции столицы в пользу Претории), Фес и Батавию (Джакарту). Во Вьетнаме подобным же образом распределились роли между политической столицей Ханоем на севере страны (до 1806 года он служил резиденцией и только после 1889-го, при французах снова стал местом пребывания правительства) и экономическим центром страны – городом Сайгоном на юге. В новом национальном государстве Италия подобного рода конкуренция образовалась между Римом и Миланом. В Индии противостояние между городами стало расти, когда в 1911 году правительственный аппарат был перемещен из экономического центра – Калькутты – во вновь выстроенную столицу Нью-Дели.

В общем и целом нельзя не заметить, что в XIX веке лишь немногим городам мира удалось развиться до мегаполисов всеобъемлющего характера по образцу Лондона или Парижа. Даже там, где существовали динамичные мегаполисы с вековыми традициями, например в Токио или Вене, потенциальное возникновение конкуренции со стороны «второй столицы» было отнюдь не редкостью. В Риме, в свою очередь, сохранялся дуализм между светским правительством и властью Ватикана.

Столицы монархий и республик