Преображение мира. История XIX столетия. Том II. Формы господства

Мотив, играющий важную роль у Тёрнера, – зарождение свободы на границе-фронтире – можно найти в Южной Африке только в своеобразно преломленной форме. Исход буров из Капской колонии во внутренние районы страны был, помимо прочего, реакцией на социальную революцию – освобождение рабов в 1834 году. Этому уже предшествовал указ губернатора от 1828 года, согласно которому все, кто не имел статуса раба, были равны перед законом и пользовались его полной защитой[119]. Исход трекбуров из (относительно) урбанизированной и космополитической Капской колонии был, говоря политическим языком, бегством от такого правового эгалитаризма. В своих собственных республиках, основанных в то время, когда даже в Европе республиканская форма правления была редкостью, буры реализовали то, что в некотором смысле было подобно древнейшей эллинской форме самоуправления и демократии с широким участием всех граждан мужского пола и исключением части населения, считавшейся политически незрелой (рабство, однако, в бурских республиках также не допускалось). Эта фронтирная демократия меньше напоминает современное конституционное государство, чем эгалитаризм transfrontiersmen по всему миру. В Аргентине Хуан Мануэль де Росас, архетип каудильо, сначала создал себе базу власти как борец с индейцами на фронтире и только позже позволил городской олигархии Буэнос-Айреса кооптировать себя в качестве «сильного человека», который затем развернулся и начал действовать против своих бывших сторонников-гаучо. В южно-африканской Капской колонии британская колониальная власть была слишком прочно укоренена, чтобы опасаться освободительного движения буров. Буры, в свою очередь, хотели, чтобы их оставили в покое в их изолированных республиках, и не стремились завоевать Капскую колонию. Золотая лихорадка в Витватерсранде, начавшаяся в 1886 году, нарушила эту самодостаточность. Буры, конечно, хотели получить прибыль от новых богатств и предоставили британским капиталистам свободу действий, но при этом постарались сохранить политическую власть в своих руках. Это включало в себя защиту приграничной демократии не только от чернокожего низшего класса, но и от белых новоприбывших (uitlanders). Англо-бурская война 1899–1902 годов возникла из такой неоднозначной ситуации. Она закончилась военной победой Британской империи, которой пришлось пойти на чрезвычайные усилия, чтобы одолеть незначительного в военном отношении противника, и которая теперь сомневалась в том, что колониальное превосходство – особенно в отношении других белых – должно быть обеспечено такой высокой ценой.

Бурское общество на Высоком Вельде было глубоко травматизировано войной; десятая часть населения погибла. Однако буры продолжали составлять подавляющее большинство среди белого населения Южной Африки, и они контролировали сельское хозяйство. Других «конфедератов» для британцев в стране не было. Поскольку о постоянном оккупационном режиме не могло идти и речи, необходимо было договориться с побежденными бурами. Тот факт, что молодое и, в данных обстоятельствах, более либеральное бурское руководство смотрело на это сходным образом, стал предпосылкой для компромисса. Он был достигнут в 1910 году с созданием Южно-Африканского союза: триумф буров, поражение чернокожих африканцев и защита элементарных экономических и стратегических интересов британцев, которые смогли сохранить Союз в составе империи до 1931 года в качестве доминиона, то есть со статусом, аналогичным Канаде и Австралии[120].