Преображение мира. История XIX столетия. Том II. Формы господства

Четвертое. О похожей на фронтир поселенческой колонизации можно говорить для двух крупных регионов: Западной Сибири и казахской степи. Начавшееся в XVII веке русское завоевание Сибири, то есть обширных земель к востоку от Уральских гор, было обусловлено спросом на пушнину. Так Сибирь была включена в крупномасштабную дальнюю торговлю мехами животных, которая связывала пушные лесные регионы Северного полушария с европейскими и китайскими рынками сбыта[142]. Поскольку ресурсы эксплуатировались посредством охоты и отлова на очень обширной территории, линейного «пушного фронтира» не образовалось. Как и в Северной Америке, аборигены, со своей стороны, смогли извлечь выгоду из новых рыночных возможностей. Однако их положение ухудшилось с ростом сельскохозяйственной колонизации Западной Сибири, начавшейся в XVIII веке. Она стала логистически возможна только после того, как в 1763 году началось строительство непрерывной дороги от Урала до Иркутска и озера Байкал. Оттуда было уже недалеко и до китайской границы. Для этого строительства потребовалось сделать просеку через тысячи километров леса и создать дорожное покрытие, способное выдерживать повозки и сани. Это стало значительным техническим достижением, на несколько десятилетий опередившим сравнимое строительство Орегонского пути на севере США. Более чем столетие прошло после него до строительства Транссибирской железной дороги. Так называемый «тракт» был проложен достаточно далеко к югу, чтобы свести к минимуму опасные переправы через реки. Он стимулировал строительство новых и рост существующих городов, особенно Омска, который в 1824 году стал резиденцией генерал-губернатора Сибири. Однако тракт способствовал также эксплуатации природной среды и глубоко повлиял на условия жизни сибирских народов, которых он коснулся.

Вторым поворотным моментом в истории стало освобождение крепостных крестьян в 1861 году. Оно еще не обеспечивало беспрепятственной мобильности, поскольку юридически освобожденные крестьяне оставались привязанными к своим сельским общинам (это ограничение было отменено только в 1906 году), однако сотни тысяч все же преодолели этот барьер. В 1880‑х годах из европейской части России в Сибирь ежегодно прибывало в среднем 35 тысяч мигрантов; в конце 1890‑х годов эта цифра составила около 96 тысяч, а после 1906 года иммиграция в Сибирь приобрела характер наводнения. Пик иммиграции пришелся на 1908 год, когда границу Сибири пересекли 759 тысяч человек[143]. Между давними переселенцами (сибирскими «старожилами»), которые в значительной степени адаптировались к натуральному хозяйственному укладу сибирских народов и иногда даже забывали свой русский язык, и новыми колонистами возникали многочисленные противоречия[144]. Для коренных народов Сибири последствия колонизации оказались фатальными. Их сопротивляемость была столь же низкой, как у североамериканских индейцев по отношению к евроамериканцам и у монголов по отношению к ханьцам. Препятствия для охоты и рыболовства, долги и алкоголь подорвали традиционный образ жизни и культурные ориентации. На территориях вплоть до Охотского моря – а на востоке к этому добавилось поселенческое давление со стороны Китая – коренные народы Сибири либо не смогли приспособиться к новым условиям, либо отступили еще глубже в леса. Как и индейцам Южной Америки, им не была обеспечена защита даже в резервациях[145].

Наиболее важным районом для аграрной колонизации была казахская степь, то есть территория между нижним течением Волги и подножием Алтайских гор, примерно в районе Семипалатинска[146]. От кочевых казахов, объединенных в большие «орды», и соседних степных народов, таких как башкиры, российское государство с 1730‑х годов пыталось защитить себя с помощью ряда крепостей, среди которых Оренбург изначально был самой важной. Отсюда представители царя проводили свою смешанную политику переговоров, разделения и запугивания. Несмотря на – говоря с российской точки зрения – некоторые успехи этой политики, степная граница оставалась немирной и в XIX веке. Уже в 1829 году, когда Александр фон Гумбольдт по приглашению царя путешествовал по этой местности, ему для охраны выделили сильный казачий эскорт, поскольку граница между Оренбургом и Орском считалась особенно опасной. Кочевники часто вторгались на территорию России и угоняли людей и скот. Некоторых людей продавали в рабство в Хиву, где, как говорили, они особенно ценились при проведении ирригационных работ. Русские солдаты наблюдали за происходящим в степи с деревянных сторожевых башен. Включение казахов в состав Российской империи происходило не путем быстрых завоеваний, а в ходе медленного процесса, включавшего точечные военные экспедиции, а также постепенный переход от феодальных клятв верности к прямому подчинению российскому правлению. Целью было не только обезопасить регион, но и «цивилизовать» конных кочевников, включив их в общеимперские правовые структуры и превратив в оседлых земледельцев[147].