Преображение мира. История XIX столетия. Том II. Формы господства

Пятое. Классический поселенческий колониализм был исторической силой огромной преобразующей энергии. Ни в одной области это не ощущалось так остро, как в природе. Редко в истории относительно небольшие группы людей за относительно короткое время вызывали такие глубокие изменения в окружающей среде, как поселенцы в неоевропейских районах расселения. Это произошло еще до великой технической революции в отношениях человека с природой, которую произвели трактор, искусственные удобрения и бензопила (технически применяется с 1947 года). В течение долгого времени европейские и евроамериканские поселенцы очень мало знали о природе тех мест, где они пытались основать новое существование. Поэтому их первым рефлексом было создание сельскохозяйственных ландшафтов на основе знакомых им моделей[169]. Первоначально они достигали особенных успехов там, где природные условия были похожи на европейские. Однако со временем был признан потенциал незнакомых ландшафтов, как и естественные пределы возможностей колонизации. Скалистые горы, внутренние районы Австралии, Крайний север Канады, болота Западной Сибири, сахарский юг Алжира – все это были вызовы, превосходящие европейский опыт. Поселенцы разрушали экосистемы и создавали новые. Они истребили одних животных и завезли других – иногда намеренно, иногда как невольные носители «экологического империализма», который распространил биологические виды начиная с микробов по всему миру. Новая Зеландия – мир настолько далекий, что человек отправлялся туда из Европы без надежды когда-либо вернуться, – подверглась особенно радикальной биологической революции. Корабли капитана Кука, высадившегося в Новой Зеландии в 1769 году, уже стали своего рода Ноевым ковчегом для этой земли, где не было никаких млекопитающих, кроме собаки, летучей мыши и разновидности небольшой крысы. Вместе с Куком, за десятилетия до первого поселенца, появились болезнетворные микроорганизмы и крупные свиньи – и остались. Поселенцы привезли лошадей, крупный рогатый скот, овец, кроликов, воробьев, форель, лягушек, а также охотничью дичь, необходимую английскому джентльмену для его любимого вида спорта даже в колониях. Маори восприняли это биологическое вторжение не только как угрозу, но и как возможность, с большим успехом занявшись свиноводством. Важнейшим предметом экспорта в экономике поселенцев стала шерсть. Уже в 1858 году на двух островах насчитывалось 1,5 миллиона овец, а двадцать лет спустя – 13 миллионов[170]. Новая Зеландия была лишь одним, особенно впечатляющим примером экологических изменений, которые повсеместно принес поселенческий колониализм. В XIX веке «Колумбов обмен» растениями и животными превратился из трансатлантического в глобальное явление, а вторжение колониального сельского хозяйства в местные природные ландшафты распространилось дальше и глубже, чем когда-либо прежде.

6. Покорение природы: вторжения в биосферу

Фронтиры влияют друг на друга. Они представляют собой условия, где приобретается определенный опыт, который затем может быть вновь перенесен в аналогичные условия. Приграничная борьба испанской знати с маврами, а затем нападения на коренное население Канарских островов сформировали тип характера, который был подготовлен к завоеванию Америки. Те, однако, кто служили английской короне в Ирландии в XVII веке, могли принести ей пользу и за океаном. Фронтиры были связаны между собой через мировую торговлю и испытывали давление со стороны мировых рынков, подталкивавшее их к адаптации. Фронтиры, торговавшие одинаковыми товарами массового экспорта, такими как пшеница, рис или шерсть, вступали в жесткую конкуренцию. Они часто прибегали к схожим стратегиям для защиты своих интересов. Например, в конце XIX века и Калифорния, и Австралия рассматривали садоводство и выращивание фруктов как защиту от колебаний мировых цен на зерно[171]. Фронтиры имели и экологические отношения друг с другом. Все чаще такие обмены между ними осуществлялись планомерно: калифорнийцы импортировали австралийский эвкалипт как важнейшее растение для лесопосадок в засушливых местах, а в Австралии калифорнийская сосна лучистая (Pinus radiata) стала самым популярным деревом для плантаций[172]. За кажущейся невинностью ботанических экспериментов скрывались и политические проекты: многие в Австралии мечтали, что Пятый континент может стать второй Америкой.