Преображение мира. История XIX столетия. Том II. Формы господства

В отличие, например, от римлян в Египте, англичан в Индии и, в некоторой степени, испанцев в Центральной и Южной Америке европейцы в Северной Америке, Аргентине или Австралии не нашли эффективных сельскохозяйственных систем, производящих такие излишки продукции, которые могли бы посредством налогообложения обеспечивать колониальный административный аппарат, опирающийся на армию. Поэтому невозможно было перенаправить структурно уже существующую дань из казны старых правителей в казну новых хозяев. Более того, индийское население или австралийские аборигены были непригодны для принудительного труда в сельском хозяйстве европейского типа. Эти обстоятельства привели к возникновению первого типа поселенческой колонизации – «новоанглийского»: рост аграрного населения колоний, которое удовлетворяло свои потребности в рабочей силе за счет членов собственных семей и привлечения европейских «законтрактованных работников» (indentured servants) и безжалостно вытесняло с земли экономически бесполезное, демографически слабое коренное население. Так около 1750 года в Северной Америке – и на тот момент из всего неевропейского мира только там – возникли социально и этически весьма однородные европеизированные территории: ядра, из которых потом были образованы неоевропейские национальные государства. Британцы следовали этой же модели колонизации и в Австралии, в особых условиях первоначальной принудительной миграции каторжников, а позднее, преодолевая особенно яростное сопротивление коренного населения маори, – в Новой Зеландии.

Второй тип поселенческой колонизации возникает там, где политически доминирующее меньшинство поселенцев с помощью колониального государства способно вытеснить традиционно земледельческое коренное большинство с лучших земель, но остается зависимым от его рабочих рук и находится в постоянной конкуренции с ним за скудные земельные ресурсы. В отличие от «новоанглийского» типа, поселенцы этого второго типа – который можно назвать «африканским», так как его главные модерные формы (Алжир, Родезия, Кения, Южная Африка) присутствовали на африканском континенте, – экономически зависят от коренного населения[162]. Этим же объясняется и нестабильность этого второго типа. Только европейская колонизация Северной Америки, Австралии и Новой Зеландии стала необратимой, в то время как в африканских поселенческих колониях шла особенно ожесточенная борьба за деколонизацию.

Третий тип поселенческой колонизации решает проблему рабочей силы после изгнания или истребления коренного населения с помощью ввоза рабов и их использования в средне- и крупномасштабной плантационной экономике. Этот тип можно назвать «карибским», так как областью наиболее яркого его проявления были колонии Карибского бассейна; в меньшей степени он также встречается на юге британской Северной Америки. Важной переменной является демографическое соотношение групп населения. В британских карибских колониях около 1770 года чернокожие составляли примерно 90 процентов всего населения, в северных колониях будущих США в это же время – только 22 процента, а в будущих «южных штатах» – не более 40 процентов[163]. Третий тип, однако, является пограничным случаем: за исключением южных штатов США в первой половине XIX века нигде на основе модерного рабства не возникли сплоченные плантаторские олигархии, способные к политическому действию и обладающие собственными политическими проектами будущего. Практически невозможно это было в таких местах, как Ямайка или Сан-Доминго, ведь многие «крупные» владельцы тамошних плантаций проживали в Европе. Поэтому плантаторы – это не всегда поселенцы.

В чем состояла особенность XIX века, когда тип I стал особенно ярко выраженным? Поселенческий колониализм XIX века был «классическим», то есть кульминацией предшествующей эволюции и моделью для будущего, в нескольких смыслах.