Преображение мира. История XIX столетия. Том II. Формы господства

Третье. Классический поселенческий колониализм, в отличие от «фашистского» варианта XX века, имел неоднозначное отношение к колониальному государству. Испанская монархия раннего Нового времени с успехом ограничивала накопление постоянной земельной собственности в частных руках, тем самым изначально препятствуя превращению конкистадоров в класс крупных землевладельцев, которых было трудно контролировать. В XIX веке Британская корона далеко не всегда выступала в роли защитницы интересов поселенцев. Например, в Новой Зеландии, одной из важнейших колоний поселенцев, государственные власти в первые десятилетия после начавшейся около 1840 года колонизации приложили немало усилий, чтобы предотвратить прямые уступки земель маори британским частным лицам и защитить маори от акул капитала. У маори, как и у североамериканских индейцев, не было понятия о земле как о чем-то независимом от родовых общин и власти вождей: могли быть предоставлены или даже проданы права пользования, но не сама земля. Поэтому европейская юридическая концепция изначально была совершенно непонятна. Колониальное государство придерживалось королевской прерогативы на распоряжение всей землей, включая ту, которой эффективно пользовались туземцы, фактически осуществляло своего рода преимущественное право и пыталось предотвратить анархию частных интересов путем предоставления коронных ленов (grants). Это, конечно, было медленным переходом к полной продаже, и в принципе суды отдавали приоритет «гарантии собственности» перед тем, что считалось фиктивными «правами туземцев». Однако crown grants могли быть отозваны, если земля не была «улучшена» в результате использования. Во всех британских (и некоторых других) колониях в то или иное время возникала ситуация, когда власти во имя «защиты коренного населения» противостояли непомерным притязаниям поселенцев. Разумеется, это происходило в рамках принципиальной близости между поселенцами и колониальным государством. Например, важным общим интересом была борьба с мобильными группами населения – хотя часто по разным мотивам: в глазах поселенцев «бродячие племена» были конкурентами за землю; с точки зрения государства они были нарушителями порядка и потенциальными налогоплательщиками[168].

Четвертое. Классическому поселенческому колониализму была присуща тенденция к полуавтономному государствостроительству. Поселенцы хотят управлять собой сами и стремятся к демократическим или по крайней мере олигархическим политическим порядкам. Резкое отделение от метрополии, которое позволило себе большинство британских поселенцев в Северной Америке в 1776–1783 годах, и провозглашение независимости бурскими республиками в Южной Африке в 1852–1854 годах остались исключениями. Только в 1965 году в Южной Родезии (позднее – Зимбабве) произошло еще одно восстание поселенцев государственного масштаба. Большинство же колонистов нуждалось в защитном зонтике империи: родина должна была позволить им действовать по собственному усмотрению, но в чрезвычайной ситуации она должна была быть в их распоряжении со своими вооруженными силами. Поэтому положение поселенцев, особенно в колониях африканского типа с преобладанием коренного населения, могло быть только полуавтономным. Однако ни при каких обстоятельствах они не были простым орудием метрополии. Наоборот, они часто стремились получить влияние на политические процессы на своей прежней родине. Особенно преуспели в этом алжирские колонисты – colons. Их представительство во французском парламенте было источником поддержки, но зависимость от колониальных вооруженных сил оставалась постоянным признаком их принципиально шаткого положения. Британские доминионы выбрали другой путь. В Канаде, Австралии, Новой Зеландии и – с важными особенностями – в Южной Африке поселенцы в течение XIX века взяли колониальный государственный аппарат в свои руки и получили контроль над его основными инструментами принуждения, не связав себя формальным включением в политическую систему Соединенного Королевства. Ни одна британская колония никогда не посылала депутатов в палату общин, как Алжир. Доминионы, в частности, неоднократно сопротивлялись планам усиления внутренней интеграции империи. Задолго до появления национально-освободительных движений поселенцы были самыми большими нарушителями спокойствия на европейских заморских территориях. С точки зрения колониального государства, эти «идейные коллаборационисты» были в то же время очень своеобразной и сложной клиентурой. «Демократия поселенцев» была целью, которая принципиально означала выход за рамки империй.