Преображение мира. История XIX столетия. Том II. Формы господства

Все фронтиры имеют экологическое измерение. Они являются в равной степени социальными и природными пространствами. Это не означает, что нужно следовать натурализации социальных отношений, характерной для фронтиров. Вытеснение народов-охотников – это не то же самое, что вытеснение моря. Кочевники и степь не являются неразличимыми элементами одной и той же «дикой пустынной местности»[232]. Однако вытеснение степи, пустыни или тропического леса всегда имеет следствием уничтожение среды обитания животных, а также лишение живущих там людей средств к существованию. XIX век стал тем периодом в мировой истории, когда экспансия и экстенсификация освоения ресурсов достигли своего максимума, а фронтиры приобрели социальное и даже политическое значение, которого они не имели ни раньше, ни позже. В сегодняшних зонах уничтожения тропических лесов или в космическом пространстве не возникает новых социальных образований, как в США, Аргентине, Австрии или Казахстане в XIX веке. Многие фронтиры, не только в США, были «закрыты» около 1930 года. Во многих случаях они возникли в раннее Новое время, но XIX век с его массовыми миграциями, колониальным сельским хозяйством, капитализмом и колонизаторскими войнами представлял собой новую эру. Некоторые фронтиры пережили свой эпилог в ХX веке: государственно-колониальное покорение «жизненного пространства» с начала 1930‑х по 1945 год, масштабные социальные и экотехнические проекты в рамках строительства социализма или политически поощряемая экспансия ханьцев в Китае, которая за последние десятилетия превратила тибетцев в меньшинство в собственной стране. В XIX веке фронтиры были много чем: пространствами мелиорации и роста производства, магнитами миграции, спорными зонами контактов между империями, центрами классообразования, сферами этнических конфликтов и насилия, местами возникновения поселенческой демократии и расовых режимов, отправными точками фантазмов и идеологий. На какое-то время фронтиры становились важнейшими очагами исторической динамики. Концепция эпохи, суженная до одной лишь индустриализации, локализует такую динамику исключительно в фабриках и доменных печах Манчестера, Эссена или Питтсбурга. Что касается последствий такой динамики, то не следует упускать из виду одно важное различие: промышленные рабочие в Европе, США и Японии все больше интегрировались в общество, создавали собственные организации для представления своих интересов и на протяжении нескольких поколений смогли улучшить свое материальное положение, тогда как жертвы фронтирной экспансии оставались исключенными, экспроприированными и лишенными гражданских прав. Всего несколько лет назад суды в США, Австралии, Новой Зеландии и Канаде начали признавать некоторые из их правопритязаний; правительства взяли на себя моральную ответственность и извинились за преступления прошлого[233].

VIII. Империи и национальные государства: сила инерции империй

1. Тенденции: дипломатия держав и имперская экспансия

В XIX веке империи и национальные государства были самыми крупными политическими организационными единицами человеческого общежития. К рубежу веков они стали и единственными государствами, имевшими глобальный вес. Почти все люди жили под властью империй или национальных государств. Глобальных управляющих структур и наднациональных инстанций еще не было. Лишь в глубине тропических лесов, степей или полярных пустынь жили небольшие этносы, независимые ни от каких высших властей. Автономные города нигде больше не играли никакой роли. То, что Венеция, столетиями олицетворявшая боеспособную городскую общину, в 1797 году потеряла свою самостоятельность, а Женевская республика, после интермеццо под французским господством (1798–1813), в 1815 году присоединилась в качестве кантона к Швейцарской конфедерации, символизировало конец долгой эпохи городов-государств[234]. Империи и национальные государства задавали рамки общественной жизни. Более всеохватными были лишь солидарные сообщества приверженцев некоторых религий – societas christiana или мусульманская умма, – но им не соответствовали такие же крупные государственные образования. Империи и национальные государства имели и другую сторону: они были действующими лицами на особой сцене международных отношений.

Движущие силы международной политики