К этому времени нашлись другие многообразные сферы для миссионерской активности. После середины столетия выработалась особая британская модель цивилизаторской миссии – не столько реализуемая независимо от обстоятельств под копирку, сколько представляющая собой конгломерат установок. Эта модель в значительной степени определялась христианско-протестантским чувством ответственности, нашедшим свое яркое выражение в фигуре знаменитого путешественника по Африке, миссионера и мученика Давида Ливингстона. Распространение светских культурных ценностей было здесь также в значительной степени делом миссионеров. Христианские миссионерские общества дистанцировались от государства в большей степени, чем во Французской колониальной империи, где Наполеон III превратил католическую миссию в прямой инструмент своей имперской политики, да и лаицистская Третья республика отнюдь не отказывалась от сотрудничества с миссионерами в колониях. В Британской империи миссионеры стремились к коренному преобразованию быта своих подопечных и новообращенных даже тогда, когда колониальное государство стало относиться к таким целям намного прохладнее[619]
. Не все из многочисленных протестантских миссионерских обществ видели своей задачей изменить у субъектов своей миссии что-то помимо веры. Но большинство не проводили резкой черты между религией и гражданской сферой. Типичный британский миссионер конца XIX века мог предложить многое: Библию и букварь, мыло и моногамию. Другим отличительным признаком слов и дел британских воспитателей человечества была все большая универсальность их программы. Самое позднее с середины XIX века за усилиями, направленными на отдельные народы, стояла уверенность в содействии прогрессу цивилизации как таковой. Несмотря на конкурирующие между собой притязания на универсальность между британской цивилизаторской миссией и французской