Преображение мира. История XIX столетия. Том III. Материальность и культура

Борьба с реальной или мнимой «транснациональной» нелояльностью католической церкви нашла свое отражение в разного рода сближениях между религией и национализмом. Там, где существовал консенсус относительно своего национального будущего, было недалеко и до религиозной легитимации подобных проектов. Там же, где подобный консенсус отсутствовал, конкурирующие национальные проекты облекались в конфессиональные формы. Такое развитие событий, впрочем, было специфическим для Европы, нечто похожее вне ее обнаружить трудно. В некоторых местах зарождавшиеся национальные движения относились к религии нейтрально – из соображений эффективности своей поддержки. Так, в 1880‑х годах начал формироваться общеиндийский национализм, основную и неизменно шаткую предпосылку которого составляло единство крупных религиозных общин, прежде всего индуистов и мусульман, поверх религиозных различий. Китайский национализм также – с самых своих истоков на рубеже XIX–XX веков и до сих пор – не несет в себе религиозных смыслов. В США, пусть и чрезвычайно христианской стране, церковь и государство были жестко отделены друг от друга. Здесь никогда не существовало церквей с традиционными привилегиями и крупной земельной собственностью, а государство не дотировало религию. Многообразие протестантских сект и деноминаций, к которым добавлялись католицизм и иудаизм, препятствовало тому, чтобы нация ассоциировалась с какой-то одной верой. Американский национализм имел отчетливо христианский, но в то же время надконфессиональный характер. Его ядром стало смутное ощущение избранности и спасительной миссии белой Америки. Поэтому национализм США не мог быть настолько же однозначно привязан к конфессии, как это случилось с протестантизмом в Германской империи, в том числе по окончании «культуркампфа» против католицизма, после 1879 года. В США необходимо было равным образом учитывать методистов и мормонов, баптистов и католиков.

Ни один национализм в XIX веке не был так тесно связан с религией, как японский. В эпоху Мэйдзи японская элита продолжала относиться к христианству с глубоким недоверием. Христианство, казалось, полностью исчезло из Японии с тех пор, как в XVII веке его буквально искоренили. Тем большим было удивление, когда в 1865 году неожиданно обнаружились религиозные общины криптохристиан общей численностью до 60 тысяч человек, которые более чем два столетия втайне сохраняли свою веру в местности около Нагасаки. Но это было скорее курьезом, чем началом новой христианизации Японии. После снятия запрета христианства в 1873 году усилия католических, протестантских и православных миссионеров оставались безуспешными. В результате усиления национализма, начавшегося в 1890‑х годах, христианство, которое заклеймили как «неяпонское», еще более потеряло свой вес в обществе. Для создания одновременно религиозной и националистической легитимации вновь основанного императорского государства японская элита мобилизовала собственные религиозные ресурсы. С этой целью в центр религиозной жизни нации поместили синтоизм, местную религиозную традицию Японии. До 1868 года синтоистские и буддистские храмы сосуществовали друг с другом на более или менее равных правах. Десятки тысяч местных синтоистских святилищ, разбросанных по всей стране, служили в обыденной жизни для почитания божественных существ ками – так они были включены в повседневную жизнь многих людей. Новая олигархия Мэйдзи решила упорядочить хаос, создав национальную иерархию, и эту новую конструкцию государственного синтоизма сделать основой новосозданного культа императора. На верхушке пирамиды располагался храм Исэ, посвященный богине Аматэрасу, мифической прародительнице императорской семьи и одновременно патронессы всей нации. Императорские и национальные святилища щедро финансировались центральным правительством. Их священники получили статус государственных служащих, каждое хозяйство административно приписали к определенному святилищу. Были заложены новые святилища – прежде всего Храм Ясукуни в Токио, в котором впоследствии стали поминать погибших на войне. До той поры локально фрагментированный и далекий от политики религиозный ландшафт Японии стал более жестко регламентироваться и формироваться в национальном масштабе. К буддизму стали относиться с пренебрежением и притеснять его – своего рода «культуркампф», в проигрыше от которого оказались прежде всего буддийские храмы и монастыри. За короткий срок закрылась пятая часть буддийских храмов; десятки тысяч монахов и монахинь вынужденно приняли гражданский статус; многочисленные буддийские предметы культа и произведения искусства были потеряны. Наличие в Бостонском музее изящных искусств ныне самого крупного собрания японского буддийского искусства за пределами Азии объясняется тем, что американские коллекционеры воспользовались моментом и спасли многие художественные объекты от уничтожения, скупив их. Новым харизматическим религиям, возникшим в начале XIX века, также пришлось подчиниться государственному синтоизму.