Преображение мира. История XIX столетия. Том III. Материальность и культура

Отражала ли такая подспудная секуляризация в Западной Европе общую тенденцию? О том, что происходило с набожностью конкретных людей в разных частях света, мы знаем немного. Там, где религиозное право и неформальный контроль обеспечивали фактически обязательное участие граждан в жизни религиозных общин, равно как и там, где религиозность проявлялась не столько в формальных культовых церемониях, сколько в личных отношениях между наставником и учеником, показатель посещаемости богослужений теряет информативность. Однако существуют, к примеру, оценки численности монашества. В католической Европе от Португалии до Польши к середине XVIII века, на пике роста монашества со времен Реформации, насчитывалось не менее 200 тысяч монахов и 150 тысяч монахинь. Это около 0,3 процента от общего населения Европы к западу от России[759]. Совсем иной порядок цифр наблюдался в буддистских странах – втором крупном ареале монастырской культуры. В Бирме число монахов на протяжении столетия, по-видимому, оставалось постоянным или даже выросло. В 1901 году монахи составляли 2,5 процента от всего мужского населения[760]. Десятки тысяч мужчин в одеждах шафранного цвета, происходившие из всех социальных слоев и отнюдь не отделенные от светской жизни, являлись важным связующим звеном в бирманском обществе. В Тибете на рубеже XVIII–XIX веков численность насельников монастырей составляла, как сообщают, 760 тысяч; это колоссальная цифра – она вдвое больше, чем во всей Европе до Французской революции[761]. И через сто лет, на рубеже XIX–XX веков, расположенная на «крыше мира» страна продолжала оставаться теократией, в которой главную роль играли монастыри и которой предводительствовал в качестве духовного и политического вождя далай-лама; впрочем, страна была отнюдь не мирная, ее постоянно сотрясала борьба между сектами и монастырями. Владычество монахов наблюдалось отнюдь не только на Востоке: в ту же эпоху, почти вплоть до окончания колониального периода, испанские монахи были самой влиятельной политической силой на Филиппинах. Это встречало противодействие среди местных жителей – Филиппинская революция 1896–1898 годов была направлена прежде всего против их господства. Но даже в отношении Тибета можно говорить о своего рода секуляризации: Далай-лама XIII (в Тибете его называют «Великим тринадцатым», правил в 1894–1935 годах) был отнюдь не отвлеченным мечтателем, а настоящим королем-священником с реалистичным образом мыслей; он рано осознал шансы Тибета на национально-государственное развитие и строил планы, согласно которым его страна при британской поддержке (но без прямого колониального подчинения) должна выйти из сферы влияния Китая, что открыло бы путь к независимости и модернизации[762].

Такое проявление секуляризации, как уход религиозной символики из публичного пространства, в равной степени характерно для Европы и Азии. Пока существовали монархии, которые хотя бы на минимальном уровне придерживались религиозной легитимации, исполнялись и государственные религиозные ритуалы. Султан Абдул-Хамид II (который одновременно носил титул халифа) придерживался этой роли с таким же сознательным расчетом, как оба последних царя в России или император Франц-Иосиф в Вене. Там, где революции покончили с монархиями, прекращалась и подобная сакрализация власти. С 1912 года в Китае больше не было императора, который мог исполнять ритуалы в Храме Неба, а с концом османского султаната-халифата место религиозной саморепрезентации ушедшей династии заняли светские символы кемалистской Турецкой республики.

Вопрос секуляризации возникал – и возникает до сих пор – прежде всего там, где не было четкого разделения между светским и религиозным правом. Адептами секуляризации в этом случае, как хорошо показывает пример Египта, выступали те, кто пытался создать поле светских законов по европейскому образцу, в противовес авторитету религиозного права (такого, как шариат). Правовая реформа, проводимая местными интеллектуалами при поддержке державы-протектора, служила отправным пунктом для секуляризации государства в целом. Ее рассматривали как часть всеобъемлющего процесса модернизации, который должен был из домодерного хаоса компетенций и правовых норм привести страну к порядку модерной системы[763]. Секуляризация государства, реально начавшаяся с ряда османских реформ 1826 года, стала одним из главных предметов обсуждения в исламском мире[764]. Постимперские страны, начиная с Турецкой республики при Кемале Ататюрке, в XX веке трансформировались в основном в лаицистские образования – впрочем, обратимость этого процесса ярко обозначила революция Хомейни 1979 года в Иране.

Уровень религиозности в США