Преображение мира. История XIX столетия. Том III. Материальность и культура

XIX век часто рассматривали как эпоху «секуляризации»[755]. До середины XIX века под этим словом понимали передачу церковных земель в светское владение. Затем оно получило новый смысл и стало обозначать снижение влияния религии на мышление людей, организацию общества и политику государств. В отношении Европы, если упрощать, речь шла о пути, которым следовала дехристианизация, начавшаяся в эпоху Просвещения и Французской революции и продолжающаяся до сих пор. Историки пришли в этой сфере к совершенно разным результатам, зависящим в том числе от того, что в каждом случае понимается под «религией». Используя сравнительные методы, британский историк религии Хью Маклауд выделяет шесть полей секуляризации: 1) личную веру; 2) участие в религиозных практиках; 3) роль религии в общественных институтах; 4) ее значение в публицистической публичной сфере; 5) ее вклад в формирование индивидуальной и коллективной идентичности и, наконец, 6) ее связь с народной верой и массовой культурой. Рассмотрев ситуацию в Западной Европе в период с 1848 по 1914 год, Маклауд приходит к следующим результатам. Наиболее отчетливо секуляризация проявляется во Франции, Германии и Англии применительно к первым двум аспектам. Доля населения, регулярно посещавшего богослужения и причащавшегося, существенно снизилась. Выразить и посчитать это в цифрах сложно, но сумма наблюдений приводит именно к такому выводу. Одновременно, причем не только в узких интеллектуальных кругах, выросла доля тех, кто открыто высказывал свое безразличие, антипатию или вражду к христианской вере. В целом это было характерно для всех трех стран.

Более значительными оказались расхождения в изменении общественного значения религии. Во Франции разделение между государством и церковью было проведено наиболее резко, особенно с 1880‑х годов, в то же время католики успешно смогли выстроить свои альтернативные организационные структуры. Для Англии Викторианской эпохи характерна ползучая секуляризация, не сопровождающаяся особой секуляристской идеологией. Официальная Англия старалась казаться благочестивой и церковной. Выставляемая напоказ набожность одного из главных лиц государства, Уильяма Юарта Гладстона (1809–1898), который время от времени заявлял об откровении свыше при принятии политических решений, резко контрастировала с полным безразличием к религии, которое выказывал представитель предыдущего поколения, премьер-министр лорд Пальмерстон (1784–1865). В Германии, где противоречия между протестантами и католиками имели особое значение, церкви смогли сохранить за собой чрезвычайно важную роль в сферах образования и благотворительности, а их финансовое положение было наиболее благополучным[756]. Повсюду религиозные установки коренились прежде всего в народной культуре. Даже те, кто ходил в церковь нерегулярно и не считал себя верующим, придерживались рудиментов религиозного мировоззрения, признавали и использовали религиозные символы, чтили праздничные дни, а в кризисные моменты жизни искали поддержки в религии. Национализм и социализм также предлагали всеохватывающее мировоззрение, но так и не смогли заменить собой христианство. Во всех трех странах (а в еще большей степени в Нидерландах) заметнее, чем когда-либо, оформились конфессиональные субкультуры, в том числе (кроме Великобритании) конфессиональные политические партии. Большинство населения Западной Европы (включая еврейские общины) придерживалось по меньшей мере определенных внешних религиозных форм[757]. Абсорбирующая сила официального христианства была столь велика, что даже открытый агностик Чарльз Дарвин удостоился христианского погребения в Вестминстерском аббатстве. Епископ Кентерберийский, правда, присутствовать при погребении отказался[758].

Символика и право