Преображение мира. История XIX столетия. Том III. Материальность и культура

История миссионерства на сегодня представляет собой огромную область исследований, которая перетекает в историю неевропейского христианства. Отношения между миссионерами и туземным населением все чаще рассматриваются как симметричное взаимодействие и освещаются с разных сторон[787]. Любые обобщения легко подвергаются критике, если привлекать примеры отдельных миссионерских обществ и материал из разных частей света. Наиболее спорным остается вопрос, в какой степени миссионеры были «сообщниками» имперской экспансии и колониального господства. Однозначного ответа на этот вопрос, который бы устраивал всех, дать невозможно. Разумеется, феноменальное распространение миссионерства было бы немыслимым вне общей атмосферы эпохи европейского завоевания мира. Существует много примеров, когда за проникновением миссионеров в определенные местности следовал политический их захват. Миссионеры нередко извлекали непосредственные выгоды из имперской протекции. Они принадлежали в колониях к белому обществу, хотя – по крайней мере в британских колониях – и к самым низшим его слоям, поскольку их типичный мелкобуржуазный облик и образ жизни не особенно подходил для «хорошего общества». С другой стороны, миссионеры преследовали собственные цели, не всегда совпадающие с целями колониальных государственных аппаратов, к которым миссионеры не принадлежали; кроме того, зачастую задачи миссионеров противоречили интересам частных колонистов. С точки зрения колониального государства миссионеров следовало поощрять в том случае, если они строили школы и по возможности еще и брали на себя их финансирование. Но намного меньше энтузиазма губернаторы или – в неколониальных странах, таких как Китай, – консулы проявляли в том случае, если миссионеры, как обычно утверждалось, «безответственным образом» провоцировали среди туземного населения беспорядки, а затем ожидали от представителей европейских правительств, что их станут вызволять из опасных ситуаций. Там, где появлялись националистические настроения (впервые это произошло в Индии), отдельные миссионеры то и дело навлекали на себя подозрения в их поддержке.

Многочисленные миссионерские общества различались по своим теологическим убеждениям, целям, методам и готовности к риску. Одни – как активисты фундаменталистской «Внутрикитайской миссии» («China Inland Mission») – одевались по-китайски и пытались проповедовать слово Божие в деревнях самых отдаленных провинций; другие жили в городах, носили европейскую одежду как символический маркер их принадлежности к европейской культуре и концентрировали свои усилия на высшем образовании и медицинском обеспечении. Миссионеры XIX века отличались не меньшим космополитизмом, чем их далекие предшественники иезуитского ордена раннего Нового времени. Англоязычный евангеликализм с самого начала был трансатлантическим проектом, а миссионерская работа в отдаленных странах нередко помогала преодолеть разногласия в вопросах веры и укрепляла экуменическую общность. В континентальной Европе существовали собственные миссионерские общества, но нередко миссионеры с континента оказывались в англосаксонских организациях. Миссионерские общества по своему составу редко были мононациональными, и, по меньшей мере до последней четверти XIX века, собственная национальная идентичность не играла для миссионеров решающей роли. У многих из них не было повода и поддерживать имперские амбиции чужих правительств. Церковное миссионерское общество (Church Missionary Society) в начале своей деятельности включало больше немцев и швейцарцев, чем британцев[788]. Даже в 1914 году, когда национальные тенденции усилились, более 1/10 из 5400 подвизавшихся в Индии миссионеров происходили с европейского континента[789].