Преодоление

За духовными, за их возками и охраной, ехал со своей дворней окольничий Фёдор Головин. Думный дьяк Иван Болотников отправился в поездку в санях, скромно, как и многие стольники и стряпчие. Выборные от всех сословий: московские дворяне, дети боярские из городов, атаманы, казаки и стрельцы скакали верхом, внушительной силой невольно вызывая уважение ко всей колонне.

Вот так выехали они, послы от Земского собора, во второй день марта. Перед этим прошла служба в Успенском соборе, в присутствии всего Земского собора, священников и горожан.

До Костромы они добрались только на десятый день, к вечеру. Остановились недалеко от города, в селе Новосёлки. Оттуда уже послали доверенных в Ипатьевский монастырь, к Михаилу Фёдоровичу: с просьбой указать время приёма им, государём, посланников от собора.

Ответ из монастыря пришёл быстро: юный Михаил велел быть им у него на приёме на следующий же день.

И весь вечер у них, послов, прошёл в хлопотах. Первым делом они условились с воеводой Костромы и архимандритом Ипатьевского монастыря о том, как организовать на другой день торжественное шествие в Ипатьевский монастырь для предстоящего прошения на царство Михаила Фёдоровича.

В этот же вечер Шереметев не преминул увидеться и со старицей Марфой, в монастыре, зная, что всё зависит от неё, а не от того воробышка, её сына. К ней он явился с архиепископом Феодоритом, чтобы сначала поговорить узким кругом. А говорить было о чём.

Марфа встретила их настороженно.

Фёдор Иванович, хорошо зная свойственницу, начал сразу с дела, ради которого и снарядили такую представительную делегацию от всех сословий.

– Марфа, государыня… – с трудом произнёс он последнее слово.

У него всё ещё не поворачивался язык назвать государыней её, родственницу по линии своей жены, княжны Ирины Борисовны Черкасской, племянницы Филарета. Он, как и Мстиславский, легче бы перенёс иноземного принца царём на Москве, чем своего, из боярского круга.

– Мы приехали сюда, чтобы исполнить волю Земского собора, – продолжил он. – Твой сын, Михаил Фёдорович, избран в государи Московские.

Он замолчал.

– И тебе бы, государыня, подвиг свой учинить, – поддерживая Шереметева, заговорил архиепископ. – Ехать в Москву с сыном своим, государём нашим Михаилом Фёдоровичем!

Но посоветоваться ей, матери, болящей сердцем о малолетнем сыне, было не с кем… Не с Шереметевым же. Или с тем же Борисом Лыковым… Им она никогда не доверяла, считала, что тот, кто раз изменил, предал государя, веру, отечество, изменит и ещё… И сейчас она не собиралась кричать или возмущаться, как первый раз, когда ей заикнулся об этом Иван Романов. Она выжидала…

Этот вечер выдался долгим. Многое что было сказано и в то же время всё, что нужно было.

И она настояла всё же на своём, чтобы бояре обязались исполнять волю царя, признать его высшей властью, не посягать на его жизнь, на жизнь его родственников… Но и подписала она за сына запись боярам о том, что не будет он преследовать тех, кто заводил смуту, разруху в государстве, устраивал гонения на них, Романовых, затем стоял за королевича Владислава, за других иноземных принцев…

– То в прошлом уже, великая старица, – заговорил смиренно архиепископ, переживая за разлад, вражду в боярской среде. – Пора забыть о том.

Но сейчас она смирила себя, согласилась забыть прошлое ради сына, ради царства, ради мужа. Она не видела иного пути вытащить его из плена. И она напомнила сейчас о нём, своём муже, им: Шереметеву и архиепископу.

– Мы отправили от Земского собора гонца к королю: предлагаем поменять твоего мужа на пленных, взятых в Кремле, – сообщил ей Шереметев, держа этот козырь до последнего, смекнув, что сейчас самый подходящий момент, чтобы успокоить этим Марфу…

– А завтра надо поторговаться! – довольный, что всё вроде бы, намечаемое в думе, было оговорено, пришло в согласие, стал, как бы для себя, пояснять он, как желательно было бы поступить завтра. – Хотя бы для приличия!.. Пусть просят, просят!.. Тем вернее стоять будут за нового царя!..

В Новосёлки он и архиепископ вернулись поздно. И ночь у них, послов, прошла в тревожном ожидании.

Настало утро. Торжественная процессия, выйдя из Новосёлков, подошла к воротам Ипатьевского монастыря, остановилась… В монастыре же беготня, трепет и в то же время радость, ликование на лицах иноков и всех иных.

Шереметев, Феодорит, другие послы вошли в монастырь. Из монастыря они вышли уже с юным царём, великой старицей, присоединились к процессии. И все двинулись к городу. В городе же, по церквам, во всю загудели колокола, как только процессия приблизилась к городским воротам.

У соборной Успенской церкви собралась огромная толпа.

Когда посланники Земского собора подошли к церкви, толпа расступилась, пропуская их. Затем мужики и бабы стали падать на колени, за ними девки, парни и даже ребятишки.

– Да хранит тебя Господь Бог: государь наш, спаситель земли Русской! – понеслось со всех сторон к юному государю…