Преодоление

Царицын – городок небольшой. Взять его не представляло труда. Но у него, у Заруцкого, было какое-то странное отношение к тому же Годунову, и вот к этому городку, который Годунов заложил в честь своей сестры, царицы Ирины. И он не тронул городок.

Там, под Царицыном, они достали струги. Часть из них купили, а какие-то просто отняли у купцов и местных рыбаков. Они погрузились на суда и пустились вниз по Волге. Лошадей же сторожевые казаки сбили в табун и погнали берегом.

И вот только теперь, на судах, у них выдалось время отдохнуть.

Прошёл день, два, минул третий. По берегам же всё так же шли на конях казаки. А вечерней порой, причалив к острову, они разбивали стан, и всю ночь шумела, гремела вся округа. И веселился безудержно казак. Носились в темноте, как призраки, над Волгой песни, протяжные, тоскливые, его, бродяги-казака. Не в силах был устроиться он на земле, вот в этом мире скоротечном…

Поплыли дальше… Плывешь, плывешь, а города всё нет. Когда же он появится-то? А может, спрятался за тем вон тальником?..

Но вот ещё один, уже последний, поворот реки великой… И сразу крепость показалась. Чуть-чуть возвысилась она над водной гладью, как будто пряталась до времени за тальником. А тут вдруг голову оплошно подняла и выдала себя нечаянно.

– Ну вот, кажется, дошли, – проворчал Бурба.

Скосив глаза, он посмотрел на Заруцкого. Тот сидел у мачты их судна, около Марины и её дам, и что-то обсуждал с ней, слегка кивая головой в знак согласия с чем-то.

Под чей-то вскрик: «А вон и городок!» – на всех судах ожили казаки. И крики над рекою раздались. Шум, смех, потеха началась.

Заруцкий, резко вскинув голову на этот шум, обернулся в сторону Бурбы, затем туда же, куда устремили взоры казаки.

Да, там показался город. Туда они стремились, шли большой ратью судовой.

Заруцкий поднялся с ковра, на котором сидел рядом с царицей, прошёл на нос струга. Задумчивым взглядом он окинул своё войско, свои суда, которые стали выходить из-за высокой песчаной косы. И всё выходили и выходили. Рать судовая, расплываясь в стороны, казалось, едва вмещалась на речном просторе.

Затем он стал внимательно рассматривать плывущую навстречу им крепость.

Издали, да ещё с воды, крепость не гляделась. Казалось, там было какое-то неказистое сооружение, хотя и угадывалось, что она сложена из камня.

– Вон тот первый бугор, где крепость, Шабазг! По-татарски значит «высокий»! – показал проводник Заруцкому в сторону города, расплывчато, силуэтом наплывающего на них. – А второй – хрен его знает как его зовут! Пониже его – Парабучев! А между ними-то болото, солончаки… Ты, атаман, случаем, здесь раньше-то не бывал ли? Лицо твое больно знакомо! Кхе-кхе! – заискивающе поглядел он на Заруцкого.

– Не твое собачье дело: бывал я тут или нет! – зло отшил Заруцкий его.

Проводник растерялся от его непонятного злого напора, хотя не так давно тот говорил с ним приветливо, пробормотал:

– Да я же ничо, – отошёл от него…

Волга, река великая, катит свои воды на юг, всё на юг, на юг. Разошлась она поймой далеко вширь. И вот здесь-то, в пойме, в Ахтубе, на острове, встала крепость, в глубине степей, чтобы держать здесь имя русское. И не простая, из дерева и тына частоколом, какие ставили по всей степи на скорую руку в ту пору воеводы, так исполняя волю государеву. А встала каменная, и башни были с амбразурами. С испода [27]камень ложен. Выше тоже камень. И слухи [28]были у неё. Все стены сложены из камня, добытого в развалинах известного в краю вот этом Сарай-Бату, что значит по-татарски «Старый Сарай». Так город древний дал жизнь новому.

Тут место оживлённое. Торговая широкая дорога по реке. Сюда плывут на стругах сверху и снизу тоже, из-за моря, Хвалынского. Так говорят о море том предания старинные. Простор, бесчисленные острова. Уму непостижимое число проток, заросших камышом. Засижены песчаные все берега кустарником и тальником. И даже лес тут можно встретить…

Но вот, рассеивая так мираж от мыслей романтических, ударил колокол на церкви русского Николы. И звон его в степи звучит уже привычно для уха тонкого кочевника. Так подаёт он голос каждый день, отсчитывая время московского государя на этой дальней окраине его.

Татарский базар под Астраханью гремел в ту пору на всю Волгу-матушку. Торг оживлялся всякими товарами заморскими: меняли зендень и холсты, поделки продавали для быта и хозяйства так нужные везде. Кисея, миткаль, выбойка[29], арабская к тому же, кафтаны кизылбашские и сладости там всякие обильно россыпью лежали, из тёплых стран. А с севера, с земель суровых, везли меха и кожу, воск, металлы разные. Сюда же и за солью ходят купцы из многих стран полночных.