Руководитель хосписа удивленно посмотрела на терапевта и возразила, что она, как человек верующий, с большим почтением относится к теме смерти и что и помыслить не может, что станет бояться умирающих и тем более властвовать над ними. Она посвящает большую часть своего времени (в том числе личного) тому, чтобы сделать последние дни жизни доверенных ей пациентов мирными и прекрасными. И каждый день она видит, что смерть в примирении с семьей и любимыми возможна. Это была одна из тем, о которых она говорила на открытии, – примирение, завершение и закрытие того, что еще открыто и не завершено.
Но терапевт так просто не сдавался. Он возразил на это примерно следующими словами (передаю по памяти): «Да, я вижу, что вы в это верите. Я и не ждал, что вы скажете мне что-то другое». Затем он переключился с руководителя хосписа на других сотрудников. Им тоже досталось. Вскоре терапевту удалось всех работников хосписа поставить под общее подозрение в том, что они вытесняют страх смерти, и таким образом он не только настроил их против себя, но и при помощи головокружительной аргументации использовал для подтверждения своей теории.
В дальнейшем, беседуя с терапевтом, я узнал, что тем утром он впервые увидел руководителя хосписа и поговорил с ней. До этого он общался с ней только по поводу вопросов, связанных с конференцией, компенсации дорожных расходов и гонорара за проведение семинара. Он ничего не знал о ней, кроме того, что она руководила хосписом и пригласила его провести семинар в рамках конференции. Но он был убежден: поскольку она знала, последователем какого терапевтического направления он является, то могла бы догадаться, что он будет трактовать ее работу именно таким образом. Соответственно, он был убежден в правильности своего предположения о том, что руководитель хосписа имела совсем другие мотивы, в которых сама не признавалась, а он лучше всех (красноречивая превосходная степень) смог разоблачить ее настоящие мотивы при помощи такого «диагноза».
Тут мне стало еще интереснее, ведь перед моими глазами разворачивалась версия одного из самых крупных идейных споров в истории психологии прошлого столетия – между разоблачением и трактованием «неосознанных мотивов» в глубинной психологии и уважением искреннего человеческого участия и активности в экзистенциальной психологической традиции. Во время следующего перерыва я спросил руководителя хосписа, как так произошло, что она пригласила такого докладчика. Она рассмеялась и сказала, что этим вопросом она задавалась целый день. Сын одного ее пациента посоветовал ей книги этого терапевта, но у нее все не было времени познакомиться с ними (а теперь не было и желания). Но, поскольку сын пациента так расхваливал работы терапевта, она все же пригласила его в качестве докладчика (после того как несколько других отказались, поскольку не могли приехать).
Домыслы терапевта были совершенно неверными: его пригласили не в порыве неосознанного желания раскрыть истинные мотивы, скрывающиеся под маской отзывчивости и заботы; руководитель была просто слишком занята, чтобы внимательно прочитать его работы. Нетрудно представить, как на такой сомнительный, уничижающий «диагноз» мог бы отреагировать человек с меньшей ориентацией на смысл. Он мог бы потерять уверенность и начать сомневаться в собственных мотивах и идеализме, а из-за этого начать относиться к доверенным ему пациентам менее уверенно и работать с меньшим самозабвением.
Таким образом очень просто запустить настоящий порочный круг подозрения: приписывать неосознанные и недобросовестные мотивы, сомнения, неуверенность, которые вызывают новые сомнения, и т. д. Подозрение, которое распространяется в такой генерализованной форме, может поставить под угрозу и похоронить в принципе исправное, здоровое, наполненное смыслом представление о человеке и о самом себе. Виктор Франкл на лекциях регулярно рассказывал о подобных случаях. Далее привожу текст по моим записям:
Одна американская пара добровольно принимала участие в проекте Корпуса мира в Африке. Они безвозмездно трудились и ради этого на два года оставили свою работу. Они считали помощь в Корпусе мира своим предназначением, но под конец второго года глубоко разочаровались. Что произошло?
Началось с того, что все, кто работал в Корпусе, получали психологическую поддержку. Три месяца группа добровольцев приходила на групповые занятия терапии. Они проходили так: психолог спрашивал участников: «Итак, вы в составе Корпуса мира. Но почему вы здесь? Почему вы хотите тут работать?» Ответ американской пары: «Мы считаем, что важно помогать людям, у которых меньше возможностей и средств, чем у нас». Психолог: «Но тогда нужно признать, что вы ставите себя выше тех, кому помогаете». Супруги: «Конечно, мы, должно быть, более прогрессивны. С этой точки зрения это так…» Психолог: «Тогда вы признаете, что глубоко в вашем подсознании должно быть нечто побуждающее вас показывать другим, что вы их превосходите». Супруги: «Боже мой, мы никогда не размышляли в таком ключе. Но вам, как психологу, виднее».