Преподобный Максим Исповедник, его жизнь и творения

Остальные дополнения следует отнести на счет дедукции автора. Сюда относятся, прежде всего, обстоятельная речь об административных талантах преп. Максима и его служебных занятиях и <про>движении, — речь, обличающая в авторе лицо, хорошо знакомое с придворным бытом и административной жизнью Византии. Что автор Compendium Vindobonense — монах — еле отметил, то наш автор развил с особым интересом и вкусом. Недаром и заключением его жития является молитва о подании царю великих планов на врагов. [2930] Очевидно, развитие этой темы принадлежит ему самому, как и общая трактация о добродетелях преп. отца. Далее, на счет автора нужно отнести и дополнения ст. 19а и 27а. Все эти дополнения представляют простой вывод автора по аналогии с предшествующими сообщениями, на что указывают отчасти его замечания при них: ὡς προλαβὼν ὁ λόγος ἐγνώρισεν («Материалы», с. 24₁₉: к ст. 19а), ὡς δεδήλωται (с. 24₂₈: к ст. 27а). Мысль 19а о том, что и по возвращении в свой константинопольский монастырь преп. Максим продолжал так же проповедовать и писать, как и в Риме, является выводом из ст. 22 Compendium Vindobonense, из обвинений, предъявленных преп. отцу, что он, развратив Запад, совратил и Восток <своими> посланиями. Автор заключил, что как Запад преп. отец настроил против монофелитства, работая в Риме (эту мысль дает уже Compendium Vindobonense, 23), так для Востока это <он> сделал в Константинополе. Мысль ст. 27а представляет простое предположение, придуманное автором в объяснение того, почему у преп. Максима отсекли руку и язык. Оно построено на том заключении, что преп. Максим обличал учение монофелитов в сочинениях, написанных как его рукой, так и под его диктовку. Мысль ст. 27а можно было бы, на первый взгляд, ставить в связь с сирийской повестью о преп. Максиме; [2931] но в ней говорится о том, что у преп. отца сперва отсечен был язык, а потом, когда он все же стал письменно распространять свое учение, — правая рука и, наконец, левая. [2932] Ясное дело, что сирийское сказание сюда не относится. Приведенным выше объяснением (дедукция автора) можно вполне удовлетвориться, указанными же выше источниками исчерпывается, главным образом, все содержание рассматриваемого жития.

Можно обратить внимание на соприкосновение жития с Vita в некоторых терминах. [2933] Но соприкосновения эти не такого рода, чтобы можно было утверждать зависимость жития от Vita. Если автор жития и делает вид, что он (вместо) многого говорит малое [2934] и пропускает в своей речи иное такое, что не относится к его цели, [2935] то так он мог сказать и о Compendium Vindobonense с его рассуждениями о литературной деятельности преп. отца. Ведь в задачу автора входило только описать ἀνδραγαθήματα преп. отца на еретиков и его страдание. [2936] Вообще трудно допустить, чтобы при пользовании Vita автор не исправил сообщений об учениках преп. Максима. Возможно и вероятно только одно предположение, именно, что автор Vita знал данное житие, и даже, может быть, последовал ему в опущении той детали, что лукавое учение еретиков вывешено было в Великой церкви.

Βίος καὶ μαρτύρων представляет собою цельный очерк, объединенный единством идеи, представляющий исторический материал в новом распорядке (отнесение речи о восстановлении дара слова и об Анастасии в заключение очерка) и освещении (более детальное изображение жизни преп. отца), достигающий значительной доли изобразительности и художественности, предлагающий материал в переваренном, целостном виде, запечатленный единством стиля, не лишенного притом изящества, представляет по внешним своим достоинствам значительный шаг вперед по сравнению с беспомощной, в общем, компиляцией Compendium Vindobonense или его сокращением — синаксарем Великой церкви. Автор — мастер пера, знаток придворной жизни, биограф, смелый в своих построениях, догадках и обобщениях, нужных ему для того, чтобы из набросков составить общую цельную картину. Произведение его в этом отношении носит печать оригинальности. И неудивительно, если оно положило начало новой редакции синаксаря (стишной).

Наиболее распространенный синаксарь (синаксарь греческих богослужебных миней и славянского стишного пролога) есть не более, как сокращение из данного жития. Эту редакцию, основанную на метафрастовской царской четь-минее, назвали проложной (сохранилась в текстах стишных прологов). Мысль об обратном отношении этих документов, о том, что синаксарь был обработан в Βίος καὶ μαρτύριον, сама собою устраняется тем, что́ сказано об известной оригинальности этого последнего документа, при том же она самый вопрос о происхождении синаксаря оставляет неразъясненным.