И вот, когда этот иеромонах уехал в Казань, то выяснилось, что произошла ошибка, что он действительно назначен был не в Р-скую пустынь, а в Макарьевскую, как и сказал ему преподобный Серафим. И памятуя слова преподобного, он отказался от этого назначения и, прожив некоторое время вне Сарова, вновь вернулся туда.
А вот что произошло с тем Антонием, которому писал письмо свое митрополит Филарет. Он был тогда строителем Высокогорской пустыни и приехал к преподобному Серафиму в страшном унынии: его преследовали мысли о кончине, ему все время казалось, когда он входил в храм, что он входит туда последний раз, все время ему думалось, что вот-вот он должен умереть. И он приехал душевно разбитый к преподобному Серафиму, чтобы он ему прямо сказал – скоро ли его кончина. Приехал Антоний и ждал, когда придет преподобный Серафим, которого не было в это время в келлии.
Братия его окружила, говорила о преподобном Серафиме, и вдруг слышит он, говорят: «Отец Серафим идет».
Шел он в обыкновенной своей одежде, с мешком за плечами, опираясь на топорик. Антоний подошел и поклонился ему.
– Что ты? – спросил его отец Серафим.
– К вам, батюшка, со скорбной душой, – ответил Антоний.
– Пойдем, пойдем, радость моя, в келлию.
Антоний в келлии стал умолять преподобного Серафима, чтобы тот открыл ему тайну его кончины, говоря, что это нужно ему для спасения его души, что если он действительно скоро должен умереть, то он тогда уже все силы, какие у него только есть, положит на то, чтобы достойно приготовиться к смерти.
– Не так ты думаешь, радость моя, – вдруг говорит ему преподобный Серафим. – Промысл Божий вверяет тебе обширную Лавру.
Антоний подумал, что преподобный Серафим утешает его, видя человека, находящегося в душевном смятении:
– Батюшка, это не успокоит меня, не усмирит моих помыслов, скажите прямо о близкой моей кончине.
А преподобный Серафим повторяет:
– Неверны твои помыслы, Промысл Божий вверяет тебе обширную лавру.
И стал просить Антония, чтобы он, когда будет в этой лавре, милостиво принимал Саровских иноков.
– Теперь, – говорит, – гряди во имя Господне, тебя ждут.
Не успел выйти Антоний из келлии Серафима, как встретил посланного от игумена Нифонта, который завал поскорее Антония к себе. Антоний уходил совершенно неуспокоенный, так он и остался при своем мнении, что отец Серафим сказал ему просто несколько ласковых слов, чтобы рассеять его мрачные мысли и этим успокоить его. Прошло несколько месяцев. В Троице-Сергиевой лавре умирает наместник. И вдруг Антоний получает от митрополита Филарета указ о том, что он назначается наместником Троице-Сергиевой Лавры.
Прозорливость преподобного Серафима была не просто раскрытием будущего и неизвестного, она была исполнена действенной, благодатной силы. Эта прозорливость иногда перерождала человеческую душу, ибо она была не личным, его человеческим свойством, а благодатной силой Божией, даром Духа Святого.
Вот как рассказывается об одном горделивом генерале, который приехал в Саров, и когда один, живший уже в Сарове и видевший преподобного Серафима, стал уговаривать этого генерала сходить к преподобному Серафиму, он долго не хотел. Ему казалось, что это ниже его генеральского достоинства, идти к какому-то старцу, который его не зовет, который его не встречает. Ему все это, по-земному, привыкшему к почестям, украшенному многочисленными орденами, казалось несообразным. Но в конце концов он послушался уговоров и вместе со знакомым своим приблизился к келлии. Каково его было удивление, когда преподобный Серафим встретил его земным поклоном, а потом ввел его в келлию и затворил дверь.
Через некоторое время оставшийся ожидать знакомый услышал страшные рыдания в келлии, потом отворилась дверь, вышел генерал, его под руки поддерживал преподобный Серафим. Генерал закрывал лицо свое руками и плакал навзрыд.
Генерал впоследствии сказал своему знакомому, что он такого дара прозорливости и такой силы, благодатно действующей на совесть человеческую, даже не мог себе представить.
Житие преподобного Серафима так характеризует это благодатное действие слов преподобного Серафима:
«Беседы его открывали сердца, снимали с очей как бы некоторую завесу, озаряли умы собеседников светом духовного разумения, приводили их в чувство раскаяния и возбуждали решительную перемену к лучшему, невольно покоряли себе волю и сердце других, разливали в них мир и тишину».