Мы были в шоке. Это что же должна быть за жизнь, если человек никогда не ел меда?
– Никогда? – переспросила я.
Джорджина дала ей кусочек тоста. Мы наблюдали за тем, как она его ест.
– По вкусу похоже на пчел, – сказала она.
– В смысле? – не поняла Лиза.
– Мед шершавый и пощипывает. Как пчелы.
Я откусила кусок тоста. У меда был вкус меда. Я не помню, какой у него был вкус, когда я попробовала его впервые.
В тот же день, когда Элис ушла проходить тест Роршаха, я спросила:
– Как может быть, что семья человека, который никогда не ел мед, может себе позволить держать ее здесь?
– Может, она совсем сумасшедшая? Какой-то очень интересный случай, вот ее и взяли за меньшие деньги, – предположила Джорджина.
– Сомневаюсь, – сказала Лиза.
В течение нескольких недель Элис Кале-Каллес не давала повода убедиться в том, что она совсем сумасшедшая или представляет собой «интересный случай». Даже Джорджина от нее устала.
– Она ничего не знает, – жаловалась Джорджина. – Такое впечатление, будто она всю жизнь провела в чулане.
– Может, и так, – сказала Лиза. – Жила в чулане, питаясь одними чипсами.
– В смысле, родители ее там держали? – удивилась я.
– А почему бы и нет? – ответила Лиза.
Это было одним из множества возможных объяснений, почему спустя месяц Элис превратилась в извергающийся вулкан.
– Энергии у нее много, – заметила Джорджина.
Мы слышали, как она кричит и бьется об стены изолятора.
На следующий день, когда мы сидели под доской, две сестры увели ее в отделение усиленного наблюдения. Лицо у нее припухло от слез и ударов о стены. На нас она даже не посмотрела. Она была целиком занята своими собственными мыслями – это было видно по тому, как она щурилась и шевелила губами.
Ее имя довольно быстро стерли с доски.
– Похоже, что она там надолго, – сообщила нам Лиза.
– Надо будет сходить к ней в гости, – предложила Джорджина.
Медсестры посчитали, что это очень мило с нашей стороны. Они даже разрешили Лизе к нам присоединиться. Они, видимо, решили, что в отделении усиленного наблюдения Лиза не сможет доставить неприятностей.
Снаружи отделение ничем не выделялось. Там даже не было дополнительных дверей. Но внутри все было по-другому. На окнах были защитные сетки, как и у нас, но еще там были решетки. Прутья были небольшие и довольно тонкие, на расстоянии пяти-семи сантиметров друг от друга, но все равно это были решетки. В ванных не было дверей, а в туалетах не было стульчаков.
– А почему стульчаков нет? – спросила я у Лизы.
– Может, чтобы не оторвали и не ударили кого-нибудь? Не знаю.
Над стойкой в дежурке медсестер не было открытого пространства, как это было у нас в отделении, – здесь дежурка отделялась от коридора стенкой из толстого армированного стекла. То есть медсестры находились либо внутри, либо снаружи. Здесь медсестры не болтали с пациентами, опершись о стоечку в нижней части двери.
Палаты сложно было назвать палатами. Они больше походили на тюремные камеры. А на самом деле это были изоляторы. В них не было ничего, кроме голых матрацев и лежащих на них людей. В отличие от нашего отделения, там в каждой изоляционной палате было окно, но оно было практически под потолком, маленькое, с армированным стеклом, защитной сеткой и решеткой. Большинство дверей были открыты, так что пока мы шли до палаты Элис, мы глядели на лежащих на матрасах людей. Некоторые были в чем мать родила. Другие не лежали на матрацах, а стояли в углу или сидели, свернувшись в клубок, у стены.
Вот и все. Больше там ничего не было. Крохотные пустые комнатки с зарешеченным окошком и съежившимся человечком.
В палате Элис чем-то воняло. Стены были чем-то измазаны. И она сама тоже. Элис сидела на матрасе, обхватив колени руками. Руки у нее тоже были измазаны.
– Привет, Элис, – поздоровалась Джорджина.
– Да это же дерьмо, – шепнула мне на ухо Лиза. – Она размазывает повсюду собственное дерьмо.
Мы стояли у входа, не решаясь войти внутрь из-за запаха. Элис была совершенно не похожа на себя, словно ей подменили лицо. Но выглядела она в каком-то смысле даже неплохо.
– Как дела? – спросила Джорджина.
– Все в порядке, – хриплым голосом ответила Элис. – Я охрипла. Кричала много.
– Понятно, – кивнула Джорджина.
Около минуты никто ничего не говорил.
– Мне уже лучше, – прервала молчание Элис.
– Это хорошо, – сказала Джорджина.
Лиза нетерпеливо барабанила ногой по линолеуму. У меня слегка закружилась голова, поскольку я пыталась дышать, не сильно вдыхая, чтобы не чувствовать запаха.
– Ну… – сказала Джорджина. – Ладно… Скоро увидимся.
– Спасибо, что навестили, – сказала Элис. Она разомкнула руки на мгновение, чтобы помахать нам на прощание.
Наша сестра зашла туда пообщаться с местными сестрами, но видно ее не было. Джорджина постучала по стеклу. Дежурная сестра подняла взгляд и, увидев нас, помотала головой.
– Я просто хочу уйти отсюда, – объяснила я.
Джорджина еще раз постучала по стеклу.
– Мы хотим вернуться в наше отделение, – громко сказала она.
Дежурная сестра кивнула, но наша провожатая не появилась.
– Может, нас сюда специально заманили? – предположила Лиза. – А теперь оставят здесь.