Прерванное молчание

— Первый раз, я помню, он привел нас в подвал. Он закрыл дверь и сказал, чтобы мы разделись. Дженни… Она сразу послушалась его, а я не решался и какое-то время медлил. Тогда он подошел и ударил меня по лицу. Он сказал, чтобы я немедленно раздевался. Мне было больно, и я подчинился. Потом он подошел к Дженни и… — голос Джона дрогнул. — изнасиловал ее. Она кричала и плакала. Господи, она кричала так громко! А этот ублюдок зажимал ей рот. Она была совсем маленькая — ей было десять. Потом он подошел ко мне и толкнул к ней. Он сказал, чтобы я сделал то же самое. Он сказал, чтобы я тоже сделал это, понимаешь? Он сказал, что только показал мне, что я должен делать. Я замотал головой. Я не хотел делать этого, и тогда он снова ударил меня. Он сказал, что забьет нас до смерти, если я не буду делать, как он говорит. Помнишь, этот Ригби спрашивал, мог ли двенадцатилетний мальчик сделать это физически. Черт! Лучше бы я не мог! Я бы все отдал за это, за то, чтобы ничего не суметь! Я не хотел, чтобы ей было больно. Но я смог. Я очень даже смог сделать так, как он говорил. Знал ли я тогда что-то о сексе вообще? Кое-что я знал. Но я не хотел причинять боль Дженни. Она вся дрожала, а этот гад только подгонял меня и угрожал. Я был напуган. Мы с Дженни были напуганы. Мы вдвоем тогда закрыли глаза. Но это все не важно. Я занимался сексом со своей сестрой! С родной сестрой! Я изнасиловал ее. Господи! А он только смотрел на нас и тяжело дышал. Он наблюдал за нами и получал от этого удовольствие. Я помню его мерзкую рожу, когда он смотрел на нас. Потом он оттащил меня, толкнул на диван и сделал это со мной. Это был первый раз. Потом это повторялось каждую неделю. Иногда чаще. На третий раз нас застала мама. Она тогда буквально застыла в дверях и спросила: «Что здесь происходит»? А он ответил, что «ее сынок-извращенец только что трахнул свою сестру». Он так и сказал. Я хорошо это помню. Мама вышла, а потом она долго ругала меня. Она говорила, какой я отвратительный. Она говорила, что я больной, что я грязный сукин сын. Вот на счет сукиного сына она была права. Она говорила, как мне такое могло прийти в голову. Она говорила, что я буду гореть за это в аду. Я сказал, что он со мной тоже это делал, а она дала мне пощечину и сказала, чтобы я держался подальше от Дженни. Через неделю она увидела, как он насиловал меня прямо в моей комнате. Больше она никогда ничего не говорила — сука!

Как-то раз я решил, что не буду больше слушаться его. Я отказался делать, как он говорил. Я сказал, чтобы он отпустил Дженни, чтобы оставил нас в покое. Я даже замахнулся на него, но он схватил мою руку и жестоко избил меня. Ты даже не представляешь… Все, что потом со мной делали в тюрьме, это такая ерунда! Он все бил и бил. И ему это доставляло удовольствие. Он, черт возьми, сексуально возбуждался от этого! Он избивал меня, а в перерывах насиловал. И конечно, он не повез меня в больницу. Конечно, ведь там надо было бы все объяснять. Почти месяц я лежал дома. А моя мать, она ухаживала за мной. Так, кажется, говорят, «ухаживала». Я даже говорить не мог первое время. Он притащил меня из подвала и бросил на кровать. А эта сука потом за мной ухаживала! Она все прекрасно знала и ничего не сделала! Она не позвонила в полицию! Она даже врача не вызвала! Ты говоришь, что он монстр. А я растерян, Фрэнк, я не знаю, кого из них мне ненавидеть больше…

Джон плакал.

— Как же никто ничего не замечал? Вы ведь ходили в школу, вы общались с другими детьми…

— Дженни никогда не ходила в школу. Она была, как они говорили, на домашнем обучении. В школу ходил только я. Я не особенно любил с кем-то разговаривать. Но однажды рассказал учительнице, что отец избил меня. Она увидела синяки, спросила, откуда они. Я не выдержал и рассказал, что отец бьет меня. В тот же вечер эта учительница пришла к нам домой. И он сказал, что я просто упал с лестницы. Он сказал, что я всегда придумываю какие-то страшные, жестокие истории. Он сказал, что у меня, наверное, подростковые проблемы. Черт! Он был так мил и вежлив, что никто ни за что не догадался бы, на что способен этот ублюдок. Он так правильно все говорил, что я разрыдался, сидя у лестницы наверху, и убежал в свою комнату. Да, по тому, как он говорил, никогда нельзя было подумать, кто он на самом деле. Мама сидела рядом и молчала. Она улыбалась, кивая на каждое его слово.

Я убежал в комнату, обнял Дженни, и так мы лежали, свернувшись комочком на кровати и плакали. Мы всегда плакали тихо, почти бесшумно. Потому что если мы плакали громко, он бил нас.

Когда учительница ушла, он такое со мной сделал… — Джон закрыл глаза и прикрыл рот ладонью. — Я даже не могу об этом говорить. Я даже вспоминать об этом не могу.

— Что он сделал, Джон? — Попытался спросить я, но Салливан только замотал головой, давая понять, что никогда не станет об этом рассказывать.

Я подумал тогда, что же такого мог сделать этот подонок. Что могло быть еще ужаснее того, что я знал. Я не смог ничего придумать. Мое воображение не смогло так далеко зайти.