Прерванное молчание

— Он сделал со мной такое… — Продолжал Джон. — Что я решил никогда никому ничего больше не рассказывать. Господи! Все, что было потом в колонии и в тюрьме, это такая ерунда! Это просто детские игры!

Он замолчал на минуту. Я подошел к нему и положил руку на плечо. Джон одернул ее.

— Не надо, Фрэнк! Не трогай меня. Не трогай меня, пожалуйста, — он опять замолчал, потом продолжил. — Она же могла рассказать, правда? — Он говорил о своей матери. — Могла ведь! И нас бы забрали от него. Нас бы отдали в интернат, в другую семью, в спецшколу, — куда угодно. Но она молчала! — Джон неожиданно сорвался на крик. — Она ничего не говорила! Господи! Она же обо всем знала! Она же видела, что он делал!

— Но к вам же приходили гости, вы же общались с соседями или друзьями… — снова заговорил я. — Неужели никто ничего не замечал?

Джон смотрел на меня, вытирая слезы.

— Да, иногда к нам приходили гости. Но они только восхищались, какими мы были тихими детьми. Они всегда говорили: «Какие у вас прекрасные дети! Такие послушные». Да, очень послушные! Нас было не слышно и не видно. Как не видно было моих синяков и ссадин под одеждой. Но даже если кто-то их и замечал, я всегда говорил, что упал с лестницы или поранился в лесу. Тихие дети так всех восхищают. Хотя должны бы настораживать. С чего бы детям быть тихими! — Он опять замолчал и опустил глаза. — А друзья… Да, потом я познакомился с его друзьями. Но эту историю ты уже знаешь, — Джон поднялся с бордюра, отряхивая джинсы. — Извини, Фрэнк, тебе, наверное, неприятно все это выслушивать. Извини, что я так…

— Не извиняйся, Джон! — Быстро перебил я. — Я готов слушать тебя сколько захочешь. Говори, это помогает.

— Нет, Фрэнк, жаль тебя разочаровывать, но это ни хрена не помогает. Извини, что я все так выплескиваю на тебя. Господи! Мне двадцать восемь лет, а я все еще устраиваю истерики перед психиатром!

Джон закрыл лицо рукой. Я подошел к нему, и мы крепко обнялись.

— Ты же не ненавидишь меня за это? — спросил Салливан.

— Я люблю тебя, Джон.

— Как ты можешь?

— Могу что? — Переспросил я.

— Любить меня. Как ты можешь любить меня? Как вы можете любить меня, зная, кто я на самом деле?

— Ты хороший человек, Джон! — Сказал я, глядя прямо на него. — Ты отличный парень!

— Прости меня, Фрэнк, — тихо ответил он.

— Тебе не за что просить прощения. Если тебе захочется поговорить, ты знаешь, что всегда можешь рассчитывать на меня.

— Я стараюсь, Фрэнк, — сказал он, как будто не слышал моей предыдущей фразы. — Я очень стараюсь быть нормальным. Но иногда мне кажется, что все это бесполезно. У меня нет шансов. Скольких мне еще придется избить, прежде чем, я смогу справиться с этим! Я бы убил их всех! Всех, кто даже в мыслях позволяет себе такое! Это же дети! Мы же были детьми! За что нам все это, Фрэнк? Почему так происходит?

Я не знал, что ответить. Мне нечего было сказать. Я сам до сих пор не понимаю, как земля носит таких извращенцев.

После того, как Джон успокоился, мы еще немного поговорили. Я сказал, что ему надо продолжать работать в центре, и он со мной согласился. Он сказал только, что вряд ли сможет сдерживаться в отношении родителей. Джон очень боялся тогда, что действительно может сойти с ума.

Салливан всегда смеялся над учебниками и научными трудами по психологии. Он смеялся над определениями, штампами и ничего не значащими диагнозами. Особенно любил он пошутить на тему «немотивированной агрессии». Он всегда говорил, что уж этого добра у него сколько хочешь. Однако его агрессия — и Джон это прекрасно осознавал — была более чем мотивирована. И я бы многое отдал, чтобы направить ее в иное русло, но мне никак не удавалось продвинуться в этом направлении.

Глава третья Джон Салливан

1.

Этот парень, Марио, появился в центре не так как все остальные. Я отлично помню тот день. Я как раз был там вместе с Элис. Мы и еще несколько работников стояли в холле и разговаривали.

И вот, неожиданно дверь открывается и на пороге появляется мальчик. Ему на вид не больше двенадцати. Он невысокого роста, с черными волосами. Похож на итальянца.

— Ты что-то хотел? — Спрашивает администратор, глядя на него через свою стойку.

— Можно мне побыть у вас? — Говорит он.

— Что значит побыть? — Недоумевает девушка.

— Ну, вы же помогаете детям, которым нельзя оставаться дома.

После этой фразы все находящиеся в холле, включая нас с Элис, уже не сводят глаз с мальчика. Обычно дети никогда не приходят в центры, подобные этому, сами. Обычно детей, переживших насилие в семье, сюда не затащишь. Потому что никто не хочет вспоминать, что происходило у них дома. Обычно детей сюда приводят бабушки, дедушки, тети или дяди. Обычно даже родители не стремятся признавать, что в их семье что-то не так. А этот парень пришел сам, без взрослых! Да еще просится остаться. На несколько секунд все замирают. Первой с неожиданным гостем начинает говорить Элис.

— Здравствуй! Как тебя зовут?

— Марио, — отвечает он. — Так вы разрешите мне остаться?

Он ведет себя очень смело и бойко. По крайней мере, он хочет казаться таким.