– Идите втроем, схватите их, а лучше сразу убейте и обыщите, сейчас деньги срочно нужны. Пора уходить из Рима.
Марк Квинтиллиан остался с двумя разбойниками. Один из них смотрел, куда ушли его товарищи, а Главк Цербер присел рядом с преторианцем.
– Ну что, страшно тебе? – спросил Главк Квинтиллиана.
– Чтоб твою авентинскую шлюху вигилы поимели. А потом и тебя, – кровавой улыбкой ответил преторианец.
Некрасивое лицо Главка исказила бешеная злоба. Он схватил Квинтиллиана за горло и стиснул.
– Много ты знаешь! Кто тебе рассказал про меня и мою..? А впрочем, все равно! Ты сейчас сдохнешь!
– Эй, Главк! Остановись! – крикнул оставшийся при нем разбойник. – Там что-то нехорошее с нашими друзьями происходит. Их убили! Убили всех троих! Эти путники, они их убили!
Главк Цербер резко поднялся и, рыча, пошел в ту сторону, где при очень жестком падении на деревянные лотки и вымощенную камнем площадь разбили себе головы его подчиненные, а предварительно каждый из них был пронзен гладиусом.
Оставшийся разбойник сначала раздумывал – бежать ли ему или присоединиться к Главку. Видимо, товарищеский долг, чтимый также и разбойниками, хоть и не всеми, возобладал, и он поспешил на помощь своему командиру.
Марк Квинтиллиан пополз к храму Геркулеса, чтобы умереть в святилище, рядом с позолоченной бронзовой статуей своего любимого героя. Он не слышал, что происходит на площади: боль в голове, чуть ранее получившей несколько ударов, заглушала все звуки.
До ступеней в круглый храм Геркулеса оставалась всего пара локтей, когда силы его оставили окончательно и Марк Квинтиллиан провалился в забытье.
Он очнулся от боли. Чьи-то руки перевязывали его ножевые раны. Левая щека, прислоненная к ступне Геркулеса, ощущала резкий холод металла. Среди нестерпимой боли и холода, охвативших его со всех сторон, маленькая теплая капля упала ему на переносицу, и туман, застилавший глаза, рассеялся. Марк Квинтиллиан увидел Марцию, склонившуюся над ним, из глаз ее катились слезы. Она сама, дрожа от холода, перевязывала его кусками одной из своих разорванных туник. Рядом сидел мужчина-гора, тяжело переводивший дыхание и перевязывающий резаную рану на правом плече. Квинтиллиан узнал его. Это был атлет Нарцисс, с которым император Коммод любил тренироваться.
Квинтиллиан попытался улыбнуться, но у него получилась жуткая гримаса.
– Ты здесь! – еле произнес он. – Ты все-таки пришла. Я верил. И ты пришла.
– Я не могла не прийти, милый мой Марк! – ответила Марция. – Ты сказал, что будешь ждать, и я ответила, что приду, ты просто не услышал. Я пришла бы куда угодно, лишь бы ты позвал меня.
Глаза преторианца засветились. Они казались большими и яркими на бледной, обескровленной коже.
– Его надо унести отсюда, – сказал Нарцисс. – Он весь изранен. Больше десятка ударов ножом, весь в синяках, голова разбита. Крови много потерял. До утра не протянет.
– Думаешь, он умрет? – со страхом спросила Марция.
– Если немедленно не позвать хорошего лекаря, знающего толк в хирургии, то конец ему. Гален бы точно помог. Он и не таких искромсанных гладиаторов от
– Тогда тебе необходимо пойти за ним.
– А как же ты, госпожа?
– Я буду ждать здесь.
Нарцисс ушел. Марк Квинтиллиан окончательно пришел в себя, но теперь кроме боли и слабости его стала мучить нестерпимая жажда. Марция не взяла с собой фляги с водой, и преторианец посоветовал ей поискать у мертвых разбойников. Пока Марция разыскивала воду, он смог кое-как подняться и сесть, опираясь спиной о ногу Геркулеса. Но широкое соприкосновение с промерзшим металлом дало дополнительную боль, и Квинтиллиан снова сполз вниз, отодвинулся от статуи. Он посмотрел вверх, на легендарного героя. Позолоченный Геркулес держал в правой руке дубину, а в левой зажал
Она вернулась с полным мехом вина.
– Обычно говорят, что, когда человек ранен, ему не надо пить, а то вино попадет куда-то не туда и станет совсем плохо, – с сомнением сказала Марция, присаживаясь рядом с преторианцем.