Превращение Карага

– Что вам вообще здесь нужно? – не унимался я. – Вы же обещали!

Тикаани готова была меня растерзать, Клиффу было всё равно, Бо прятал глаза и юлил.

– Котёнок, – с издёвкой продолжал Джефри, – мы обещали оставить в покое тебя. Разве это твоя посылка?

Он обернулся и пошёл прочь.

Почему я не задержал их, не знаю. Настоящий герой обязательно бы задержал. Встал бы на пути и вернул себе свою добычу. Но я не герой, хотя другие и держали меня за героя. Но то, что я совсем не мог понять, – почему Брэндон и не пытался сопротивляться? Он же бизон! Самый сильный зверь в Йеллоустоуне! Да и во всей Америке! Волки решаются нападать на бизонов только огромной стаей – и то только в конце зимы, когда все копытные ослабевают от недостатка пищи. Брэндон мог бы затоптать этих четырёх, если бы захотел. И потом отмазался бы с лёгкостью: ой, простите, я нечаянно, взял и превратился на ровном месте, а тут эти под копыта попали! Ему бы кто угодно поверил!

– Мы должны рассказать кому-нибудь из учителей! – кипел я. – Это насилие! Так нельзя!

– Нет, пожалуйста, не делай этого! – взмолился горе-бизон, белый как стена. – Волки сразу узнают, если мы пожалуемся. Будет только хуже.

Ну, не знаю. Я бы всё-таки пожаловался Бриджеру. Если мне придёт посылка, Джефри получит уши от дохлого осла!

– Ладно, – вздохнул я, – пошли в дом на дереве, бизон несчастный.

– Пошли.

И Брэндон, поникнув головой, побрёл за мной.

Огромное синее небо раскинулось над полянами и лесами, золотистая и медная листва горела на солнце. Я полной грудью вдыхал чистый прохладный воздух.

Где-то играли на флейте. Ого, да это Нимбл! Он сидел посреди поляны и играл на флейте, которую, видимо, сам вырезал. Он казался совершенно счастливым.

– Никогда бы не подумал, что кролики так музыкальны, – оценил я.

– Он же не просто кролик, – напомнил Брэндон и положил в рот кукурузное зерно.

– Да, забыл.

Я вот часто думаю, кто я такой – неполноценный человек, которому никогда не стать таким, как все, или счастливчик, умеющий превращаться в пуму? Ведь даже в облике подростка я лучше слышу, вижу и чувствую более чутко.

Нимбл был весь в своей музыке. Мы прошли дальше к озеру.

– Получилось! – вопила Холли в беличьем обличье и прыгала по всему домику. – Теперь это наша территория, все остальные ушли к реке!

– Молодец, рыжая! – Я поднял голову и оглядел сооружение из досок метрах в пяти над землёй в сосновых ветках. Холли промчалась по крыше и крошечными лапками сбросила нам вниз верёвочную лестницу.

– Поднимайтесь!

– Нет, спасибо, – бросил Брэндон, – хватит с меня лазания по деревьям.

Он уселся у корней сосны и достал из кармана штанов тёмно-зелёную книгу.

– Разве тут кому-то нужна лестница? – крикнул я наверх.

Я обернулся пумой, впился когтями в кору и за секунду добрался до основания домика, хотя моя раненая передняя лапа ещё болела. На полу домика валялся Дориан и грелся на солнце. Котом он оказался действительно превосходным, с восхитительным серо-голубым мехом. Я оглядел дом изнутри. Маленький диван и полка. Немного пахнет сыростью, но вообще уютно. Вот бы здесь был наш клуб. Если Холли будет следить, чтобы лестница всегда оставалась наверху, волки сюда не проникнут. Эти из семейства собачьих не умеют лазать по деревьям.

Я рассказал Холли и Дориану, что случилось только что в комнате Брэндона. Холли нервно скакала по перилам, сработанным из грубых узловатых веток:

– Я слышала про волчьи налёты! Давайте прятать наши посылки здесь. Тогда эти вонючки до них не доберутся.

– Вонючки? – Дориан от удовольствия завертелся на полу и задёргал лапами. – Если они это услышат, они выдерут у тебя всю твою рыжую шерсть.

– Наш мысленный язык далеко распространяется? – спросил я с тревогой.

– Не волнуйся. Метров на двадцать, не больше, – успокоила меня белка. – Если заорать – то на километр. Так они меня и нашли последний раз в зверином приюте.

Она скакала у меня на плечах и сновала по спине. Её лапки царапали мне кожу между лопатками, и я сгорбил спину, чтобы она спрыгнула. Она захихикала, перескочила мне на голову и ухватилась за мои уши:

– Устроим родео, это так весело!

Ну вот ещё! И десяти секунд не прошло, как я держал её в зубах – не прикусывая, разумеется. Она смешно барахталась и отбивалась.

– Пусти меня, кот вонючий! – ругалась белка, и я выпустил её из пасти, не дожидаясь, пока у меня разыграется аппетит.