Возвращаясь к теме бакалавриатов и магистратов, замечу, что пионером по внедрению двухуровневой системы образования стал МИСиС. Видимо, поэтому вместо не оправдавшего доверия Андрея Фурсенко доведение реформ в образовании до логического завершения было поручено выпускнику этого института Дмитрию Ливанову. К чести нового министра, нужно признать, что проблема несовершенства системы сдачи ЕГЭ его серьёзно беспокоила:
«Основная часть отклонений от объективных результатов школьников связана с тем, что на пунктах приема ЕГЭ организаторы экзамена и участники экзамена нарушают правила. Организаторы дают участникам, т.е. детям, списывать, дают пользоваться мобильными телефонами, дают выходить в туалет, где разложены шпаргалки. Поэтому самая главная проблема – это честность или нечестность».
Что же это получается? Прежняя система министерство не устраивала, поскольку бесчестные учителя завышали оценки своим ученикам, ну а теперь выяснилось, что проблема та же самая. Тогда зачем нужно было вводить ЕГЭ?
Увы, справиться с ЕГЭ Ливанову не удалось, но через несколько лет он оказался в кресле директора МФТИ – возможно, ему удастся возродить былую славу крупнейшей кузницы научных кадров? Но вот читаем в пресс-релизе Минобрнауки:
«В ближайшее время должна быть разработана и обсуждена программа развития университета, определён круг задач и направлений развития, подготовлен проект для участия в программе стратегического академического лидерства «Приоритет-2030».
Опять проекты, программы и прочие плоды многодневного труда чиновников, но вряд ли эта «макулатура» будет способствовать появлению талантливых учёных? Вот мнение генетика В.П. Эфроимсона:
«Секрет "вспышки гениальности" целиком и полностью заключался именно в стимулирующей среде… Карл Великий специально рассылал людей во все концы своей империи, чтобы они выискивали даровитых юношей. Результат – Каролингское возрождение. В Царскосельский лицей отобрали способных мальчиков, дали им возможность развиваться с хорошими видами на последующую реализацию – и возникло то, что мы называем теперь "эффект лицея"».
Пожалуй, этого «эффекта» недостаточно – вряд ли рост количества элитных учебных заведений приведёт к пропорциональному увеличению числа гениев. Одна из причин состоит в том, что в такие заведения нередко попадают по знакомству, по блату – по крайней мере, если речь идёт об обучении гуманитарным дисциплинам. С естественнонаучными куда сложнее – никакой блат не поможет решать дифференциальные уравнения в частных производных. Но тут подстерегает другая трудность – недостаток хороших педагогов. Об этом писал и Альберт Эйнштейн:
«Умственные унижения и угнетение со стороны невежественных и эгоистичных учителей производят в юной душе опустошения, которые нельзя загладить и которые оказывают роковое влияние в зрелом возрасте… В сущности, почти чудо, что современные методы обучения ещё не совсем удушили святую любознательность; это нежное растение требует, наряду с поощрением, прежде всего свободы – без неё оно неизбежно погибает».
Казалось бы, есть другой, весьма убедительный пример – Григорий Перельман закончил физматшколу, а в возрасте тридцати семи лет доказал справедливость гипотезы Пуанкаре, согласно которой всякое односвязное компактное трёхмерное многообразие без края должно быть гомеоморфно трёхмерной сфере. Сформулированная в 1904 году математиком Анри Пуанкаре гипотеза так и оставалась таковой на протяжении почти ста лет, теперь же она стала единственной на данный момент решённой задачей тысячелетия – к числу математических задач, нерешённых за много лет, принадлежат также гипотезы Ходжа и Римана. В 2006 году Перельману присудили Филдсовскую премию за вклад в геометрию, но он отказался её получать, как и «Премию тысячелетия» размером в миллион долларов. Более того, Перельман ушёл из института, где проработал пятнадцать лет. Судя по всему, его не устроила обстановка в математическом сообществе, использование некоторыми коллегами нечистоплотных методов в науке:
«Люди подобные мне – вот кто оказывается в изоляции… Разумеется, существует масса более или менее честных математиков. Но практически все они – конформисты. Сами они честны, но они терпят тех, кто таковыми не являются… Вот почему я был вынужден уйти».
Что же позволило Перельману претендовать на титул «гения»? Мать – учитель математики, вот и дети увлеклись этой наукой. Но этого явно недостаточно. Видимо, многое зависит от характера – нередко грандиозные открытия в науке совершают люди, как бы ушедшие в себя, живущие в своём замкнутом мире, мире идей и образов, куда посторонним вход воспрещён. Отчасти поэтому Перельман работал над доказательством гипотезы Пуанкаре в одиночку, не посвящая в своё увлечение коллег – только в этом вынужденном затворничестве он обрёл свободу от авторитетных мнений, от головотяпства чиновников и от недобросовестных коллег.
Этот пример позволяет сделать вывод, что у Минобрнауки работы непочатый край и нет уверенности в том, что оно справится с поставленными перед ним задачами.