Превыше всего. Роман о церковной, нецерковной и антицерковной жизни

– Это хорошо… – глубокомысленно заметил он после непродолжительного раздумья.

Становилось ясно, что разговор особо не клеится. Зинаида мысленно вздохнула. И опять какая-то ерунда, а меж тем дело делать надо! Как обычно, все самой… «Надо – значит, надо!» – подумала она, вспомнив одну из любимых армейских максим своего отца. После чего, к некоторому удивлению Георгия, шагнула к нему, приблизившись уже вплотную. А в следующую секунду он ощутил, что ее рука скользнула чуть ниже его пояса… По всем тем меркам, которые он усвоил в церковной среде, это было сверхнагло и очень непристойно – но как раз это-то и нравилось. А дальше рацио отключилось, полностью вытесненное потоком либидо…

* * *

Артем шагал по улице, как обычно, быстрым и широким шагом – так быстрее и вообще такой шаг ему нравился, было в нем что-то собранное и деловое. Шел же он в том направлении, которое теперь для него стало самым важным – и самым любимым. На лице Артема застыла тихая улыбка – такая, про которую говорят, что она «не от мира сего». Сам он этого, впрочем, не замечал; а улыбка эта была совсем не связана с его религиозными переживаниями. После того как они с Надей вернулись из своей совместной поездки, прошло чуть больше двух недель. И, казалось, каждый прожитый день делает их все более близкими друг к другу. Теперь они уже встречались ежедневно, почти не скрывая от окружающих своих чувств. Не то чтобы они не считали этого необходимым – по умолчанию и Надя, и Артем полагали, что пока что афишировать свои отношения не стоит. Но и скрываться особенно не получалось, и по Епархиальному управлению, а равно и среди общих знакомых, особенно среди околоцерковной интеллигенции, поползли слухи… Но их это почти не волновало: и Артем, и Надя были уверены, что очень скоро они вступят в брак, и тогда все эти сплетни станут безсмысленными и безопасными.

Сразу же после поездки Артемий, будучи настроен вполне покаянно, отправился на исповедь к Евсевию, который к тому времени уже был его духовным отцом. Для Дмитриева, совсем недавно еще девственника, переставшего быть таковым в силу греховных, с церковной точки зрения, обстоятельств, это было очень серьезным моральным испытанием. То, что архиерей отнесся к его признанию довольно спокойно, Артема вдохновило. В своих дальнейших матримониальных планах он Преосвященному признаться не решился. Что же касалось нынешней ситуации, то к ней Евсевий отнесся (само собой!) безо всякого восторга, но спокойно – и ограничился весьма легкой епитимьей.

– Двадцать поклонов утром клади. И вечером, после молитвенного правила, – сказал после исповеди архиерей, и на том ограничился.

Спокойное и как будто снисходительное отношение Артем истолковал по-своему. И когда при встрече Надя задала ему вопрос о том, состоится ли их свадьба, он ответил:

– Владыка ничего не сказал об этом. Думаю, он не будет против, и нам самим предоставит решать, что и как делать.

После этих слов Надя радостно обняла его и – уже привычно – поцеловала в губы.

И вот теперь Артем снова шел к ней в гости, а перед его взором вновь и вновь проплывали разные картины и сцены из их уже общего прошлого, из краткой, но казавшейся такой радостной и солнечной истории их отношений. Их недавняя совместная поездка и первая интимная близость… До того – их долгие и частые встречи, посиделки в гостях и прогулки… Безконечное ожидание автобусов или троллейбусов на остановках… И, конечно, Православное молодежное движение: беседы с солдатами в погрангоспитале, сбор пожертвований на строящийся собор, раздача и расклейка листовок… Последним они с Надей особенно любили заниматься. Это был отличный способ безконечно долго гулять вдвоем по вечерним улицам. Причем имелось и благочестивое объяснение: мол, не просто ходим, а листовки клеим, ведем просветительскую работу.

Внезапно взгляд Артема, скользивший по стенам домов, зацепился за небольшой клочок бумаги, прилепленный на плиточную облицовку стены. Да, так и есть – это была одна из таких листовок, с лаконичной надписью: «Аборт – это убийство!» И приклеили ее именно они с Надей. Сделано все было грамотно (это было предметом гордости Артемия): уголки листовки были аккуратно закруглены посредством ножниц, поэтому подцепить их – и сорвать агитматериал со стены – стало намного сложнее. Да и приклеен он был там, где надо – на плитку, а не на шершавую штукатурку. Такие листовки, как показывал опыт, могли висеть многие месяцы. А тут и нужно было, чтобы он провисел долго: за стеной, облицованной кафелем, находилось местное отделение Российской ассоциации планирования семьи, ненавистного всем православным активистам РАПСа, занимающегося пропагандой контрацепции и абортов.