Превыше всего. Роман о церковной, нецерковной и антицерковной жизни

– Да, я понял, – сказал Егоршин. – Но к вашему мнению наверняка прислушиваются. Поймите правильно, это ваши внутренние дела, но я лично должен знать. Потому что вот я лично не понимаю, почему нельзя здесь сделать свою епархию. Кстати, Владыка Евграф, когда раньше к нам приезжал, говорил, что он только «за».

Положение становилось приблизительно безвыходным. Нужно было давать определенный ответ, а вот этого Евсевий как раз делать не хотел. Однако деваться было некуда.

– Юрий Никитич, – начал он, и в голосе его и Егоршин, и Джамшадов уловили легкие нотки раздражения. – Я же не говорю, что я против того, чтобы у вас здесь была собственная епархия. Скажу больше, я уверен, что со временем это необходимо будет сделать. Но сейчас это время еще не пришло. Храмов здесь меньше, чем в любом благочинии какой-нибудь Ярославской или Владимирской епархии. Монастырей нет совсем, Спасо-Преображенский монастырь только-только возрождаться начал. Вот построим больше храмов, обустроим – и тогда можно и епархию! А пока у нас силенок не хватает. Ведь епархия – это еще и дополнительные расходы, а мы их сейчас просто не потянем.

Егоршин выслушал его, не перебивая. Было заметно, что тафаларский президент ответом остался явно недоволен:

– Ну, решать не мне! Как говорится, не моя епархия! – он попытался даже пошутить. – Впрочем, что до средств, то на такое дело мы бы что-нибудь… нашли. Это ведь, сами понимаете, имеет немаловажное значение для всех жителей нашей республики… Кстати, Владыка, не откажетесь с нами отобедать? – немного неожиданно закончил он, давая понять, что аудиенция окончена.

Владыка, разумеется, согласился. Все трое поднялись из-за стола. И, когда они уже подходили к выходу из кабинета, Егоршин добавил:

– А насчет собора в Мангазейске – я, конечно, только «за». Но, сами понимаете, он находится в соседней области, это просто не моя компетенция. Не моя епархия! – добавил он, рассмеявшись повторенной своей шутке.

Евсевий вежливо посмеялся вместе с ним. Однако на душе у него было совсем не весело. Было ясно: ни он сам, ни мангазейский собор здесь никому не нужны. В отличие от протоиерея Виктора Джамшадова, который, похоже, был нужен всем, включая и местного президента.

* * *

Пребывание Евсевия в Кыгыл-Мэхэ, после президентской встречи, окончательно свелось к роли статиста на торжестве, где главным действующим лицом выступал протоиерей Виктор Джамшадов. И чем более вежливо и почтительно он себя вел, тем более это раздражало архиерея. Во время пресс-конференции (которую, само собой, организовал благочинный) не менее половины вопросов было задано отцу Виктору. Кроме того, ему приходилось постоянно уточнять ответы Владыки, ибо тот в местных делах ориентировался слабо. Было видно, что и журналисты, и ученые, и, что самое скверное, чиновники и бизнесмены воспринимают Джамшадова как равного Евсевию.

«Да он уже себя как архиерей ведет!» – с горечью и раздражением повторял про себя епископ, глядя, как легко и уверенно благочинный отвечает журналистам, как тепло его приветствуют местные профессора и как запросто и по-свойски он здоровается с местными начальниками – до республиканских министров включительно.

Наконец, на всенощную службу отец Виктор надел самую свою лучшую ризу, с покрытым золотистым бархатом верхом, на который были нашиты изображения херувимов. На фоне простенького, «походного» саккоса и митры (бывшей архимандритской митры, к которой сверху кустарно привинтили крестик), коими Евсевий пользовался во время командировок, облачение благочинного смотрелось вызывающе роскошным.

– Ого! – не вытерпев, сказал Владыка, когда отец Виктор подходил к нему под благословение. – Да ты прям как архиерей!

Однако Джамшадов не только не попросил его простить и благословить, но лишь улыбнулся, посчитав слова Евсевия доброй шуткой.

И в качестве финального, добивающего аккорда, теплыми чувствами к отцу Виктору неожиданно проникся Людвиг Майер. Лютеранский пастор, который обычно был настолько немногословен, что казался немым, был готов беседовать с Джамшадовым часами, если б ему представилась такая возможность. Особенно немецкого гостя-благотворителя восхитили трое мальчиков-сирот, которые жили при кыгыл-мэхинском Свято-Троицком храме, где настоятельствовал отец Виктор. Майер роздал им свои немецкие шоколадки, долго и с обычной европейской доброжелательностью разговаривал с ними, а потом еще дольше беседовал с Джамшадовым о предстоящем открытии детского приюта. Ко всему прочему, выяснилось, что Джамшадов может довольно сносно изъясняться на английском, и теперь Евсевию было еще и непонятно, о чем они говорят. А когда архиерей под вечер расставался с отцом Виктором и ужинал в узком кругу, в который входил и Майер, последний только и говорил, что об отце Викторе, «замечательном пастыре». И было уже приблизительно понятно, куда именно пойдут деньги, которые лютеранский друг Владыки выбьет из каких-то своих фондов…