Иней притащил две пары огромных кандалов, гремевших в мешке, и захрипел от напряжения, поднимая их. Они были сделаны для самых сильных и опасных узников: оковы из чугуна, толщиной со ствол молодого дерева, тяжёлые как наковальни. Иней надел одну пару ей на лодыжки, а другую на запястья, с обнадёживающим скрежетом оковы захлопнулись.
Тем временем Витари вытащила из мешка длинную звенящую цепь и стала обвивать ей вялое тело, а Секутор приподнимал пленницу, туго затягивая цепь, закручивая снова и снова. Два огромных замка завершили дело.
Они защелкнулись как раз вовремя. Шикель неожиданно ожила и начала биться об пол. Она рычала на Глокту, натягивая цепи. Её нос уже вернулся на место, а порез на лице закрылся.
— Упорная тварь, — пробормотала Витари, толкнув Шикель сапогом к стене. — Этого у неё не отнять.
— Глупцы! — прошипела Шикель. — Вам не остановить того, что грядёт! Правая рука Бога обрушивается на город, и его уже ничто не спасёт! Ваши смерти уже написаны! — В небе полыхнул особенно яркий взрыв, отбрасывая оранжевый свет на лица практиков в масках. Мгновением позже грохот взрыва эхом разнёсся в комнате. Шикель рассмеялась безумным, скрежещущим кудахтаньем. — Сотня Слов идёт! Их не сковать цепями, ворота их не удержат! Они идут!
— Возможно. — Глокта пожал плечами. — Но они придут слишком поздно для тебя.
— Я уже мертва! Моё тело — всего лишь прах! Оно принадлежит Пророку! Попытайся, если хочешь, но тебе не узнать от меня ничего!
Глокта улыбнулся. Он почти чувствовал на своём лице тепло полыхающего внизу пламени.
— Это звучит как вызов.
Один из них
Арди улыбнулась ему, и Джезаль улыбнулся в ответ. Он ухмылялся, как идиот. Ничего не мог с собой поделать. Он был так рад снова оказаться там, где всё имело смысл. Теперь им никогда не нужно будет расставаться. Ему всего лишь хотелось сказать ей, как сильно он её любит. Как сильно по ней скучает. Он открыл рот, но Арди прижала палец к его губам. Крепко.
— Тсс.
Она поцеловала его. Сначала легонько, потом крепче.
— Ух, — сказал Джезаль.
Её зубы куснули его губу. Игриво, для начала.
— Ах, — сказал он.
Они куснули сильнее, и ещё сильнее.
— Ой! — сказал он.
Она впилась ему в лицо, зубы рвали кожу, царапали кости. Он попытался закричать, но ничего не вышло. Было темно, в голове всё поплыло. Что-то ужасно тащило, непереносимо тянуло его рот.
— Готово, — сказал голос. Мучительное давление отступило.
— Всё плохо?
— Не так плохо, как выглядит.
— Выглядит очень плохо.
— Заткнись и подними факел повыше.
— Что это?
— Чего?
— Вон там, торчит?
— Его челюсть, болван, а что по-твоему?
— По-моему, меня сейчас стошнит. Лечение не входит в число моих выдающихся…[21]
— Завали ебало и подними факел! Надо вправить её обратно! — Джезаль почувствовал, как что-то давит ему на лицо, и сильно. Раздался хруст и невыносимая боль копьём пронзила его челюсть — ничего подобного он раньше не испытывал. Его тело обмякло.
— Я подержу её, а ты двигай вон ту.
— Эту?
— Не выдави зубы!
— Он сам выпал!
— Проклятый розовый тупица!
— Что происходит? — сказал Джезаль. Но получилось лишь что-то вроде бульканья. Его голова пульсировала и раскалывалась от боли.
— Он просыпается!
— Тогда шей, а я подержу. — На его плечи и на грудь что-то надавило, крепко удерживая. Рука болела. Ужасно болела. Джезаль попытался пнуть, но его ногу охватила мучительная боль, и он не смог ей пошевелить.
— Держишь?
— Держу! Шей!
Что-то укололо его лицо. Он не думал, что может быть больнее. Как же он ошибался.
— Слезь с меня! — взревел он, но услышал только "фргхх".
Он сопротивлялся, пытался высвободиться, но его держали крепко, и от этого рука болела ещё сильнее. Боль в лице усилилась. Верхняя губа, нижняя губа, подбородок, щека. Он кричал, кричал, кричал, но ничего не слышал. Только тихое сипение. Когда он подумал уже, что голова точно взорвётся, боль неожиданно отступила.
— Готово.
Хватка ослабла, и Джезаль откинулся назад, беспомощный и дряблый, как тряпка. Его голову повернули.
— Хороший шов. Действительно хороший. Жаль тебя не было, когда штопали меня. Может, по-прежнему был бы красавчиком.
— Каким красавчиком, розовый?
— Хм. Лучше приступать к руке. Потом ещё нога останется, и всё.
— Куда ты подевал тот щит?
— Нет, — простонал Джезаль, — пожалуйста… — Из горла вырвался лишь клёкот.
Теперь он что-то видел, размытые фигуры в сумерках. Над ним склонилось лицо, уродливое лицо. Кривой изломанный нос, разорванная кожа, иссеченная шрамами. Позади виднелось тёмное лицо с длинной серовато-синей полосой от брови до подбородка. Джезаль закрыл глаза. Даже свет был болезненным.
— Хороший шов. — Рука похлопала его по лицу. — Теперь ты один из нас, парень.
Джезаль лежал, его лицо мучительно горело, и в каждую частичку тела медленно проникал ужас.
"Один из нас".
Часть II