Прежде, чем их повесят

— Я тоже так думал, — отрезал Глокта, стараясь принять более достойную позу. — А потом я получил маленькое послание от Сульта. Он хочет меня назад, и думаю, мы оба догадываемся, зачем.

— Не из-за того, что я ему рассказывала.

— Так ты говоришь.

Ее глаза ещё сильнее прищурились, она подошла ближе.

— Мы заключили сделку. Я свою часть выполнила.

— Рад за тебя! Можешь утешать себя этой мыслью, когда я буду плавать лицом вниз в доках Адуи, а ты будешь торчать здесь, ожидая, когда гурки проломят… уууф!

Она набросилась на него, прижав своим весом его скрюченную спину к сундуку. Воздух вышел из него с неровным хрипом. Ярко блеснул металл, лязгнула цепь, пальцы Витари скользнули вокруг его шеи.

— Увечный червь! Я тебе глотку прямо сейчас перережу нахуй! — Её колено больно ударило его в живот, холодный металл мягко покалывал кожу на шее, голубые глаза злобно смотрели в глаза Глокте и сурово блестели, как камни в футляре под его спиной. Моя смерть, может, в нескольких мгновениях от меня. Запросто. Он вспомнил, как Витари выдавливала жизнь из Эйдер. Так же легко я могу раздавить муравья, и я, бедный калека, так же беспомощен, как муравей. Возможно ему следовало бы лепетать от страха, но он думал лишь: когда на мне в последний раз сидела женщина?

И разразился смехом.

— Ты что, совсем меня не знаешь? — пробулькал он, полухихикая-полурыдая. Его глаза слезились от смеси боли и веселья. — Наставник Глокта, рад познакомиться! Мне глубоко насрать, что ты делаешь, и ты это знаешь. Угрозы? Тебе придется постараться намного сильнее, рыжая шлюха!

Она выпучила глаза от ярости. Наклонила плечи вперёд, отодвинула локоть назад, готовая вложить все свои силы. Которых наверняка достаточно, чтобы перерезать мою шею до самого искорёженного позвоночника.

Глокта почувствовал, как влажные от слюны губы кривятся в болезненной ухмылке. Сейчас.

Он услышал фыркающее дыхание Витари под маской. Давай же.

Почувствовал холодное прикосновение клинка к шее — такого острого, что Глокта едва его ощущал. Я готов.

А она сильно зашипела, высоко подняла клинок и вогнала в дерево рядом с головой Глокты. Встала и отвернулась от него. Глокта закрыл глаза и выдохнул. Всё ещё жив. В горле было странное ощущение. Облегчение или разочарование? Сложно отличить.

— Пожалуйста. — Это было сказано так тихо, что он подумал, не послышалось ли ему. Витари стояла к нему спиной, склонив голову, сжав кулаки и дрожа.

— Что?

— Пожалуйста. — Она сказала это. Можно представить себе, как больно ей такое говорить.

— Пожалуйста? Думаешь, здесь уместно "пожалуйста"? Ну правда, какого чёрта мне тебя спасать? Ты явилась сюда шпионить для Сульта. Не делала ничего, только с самого начала стояла у меня на пути! Сложно придумать, кому я доверяю меньше тебя, а ведь я никому не доверяю!

Она повернулась к нему лицом, протянула руку за голову, развязала ремешки маски и стащила её. Под маской шла резкая линия загара: кожа была коричневой вокруг глаз, на лбу, на шее, и белая вокруг рта с розовой отметиной на переносице. Её лицо было намного мягче, намного моложе и куда обычней, чем он ожидал. Витари больше не казалась страшной. Она казалась напуганной и отчаявшейся. Глокта неожиданно почувствовал себя до смешного неловко, как будто ворвался в комнату и застал кого-то голым. Он чуть не отвёл глаза, когда она встала на колени перед ним.

— Пожалуйста. — Глаза Витари были влажными и затуманенными, губы дрожали, словно она вот-вот зарыдает. Проблеск тайных надежд под жуткой оболочкой? Или просто хорошая игра? Глокта почувствовал, как дрожит веко. — Не ради меня, — она почти шептала. — Пожалуйста. Умоляю.

Он задумчиво потёр шею. Когда он убрал руку, на пальце осталась кровь. Едва заметное коричневое пятнышко. Царапина. Касание. На волосок дальше, и я бы уже разливал кровь по всему этому милому ковру. Всего лишь на волос. Жизнь зависит от таких случайностей. Зачем мне спасать её?

Но он знал, зачем. Потому что многих я не спас.

Глокта болезненно повернулся на сундуке к ней спиной, и сидел, массируя мёртвую плоть левой ноги. Потом глубоко вздохнул.

— Ладно, — резко бросил он.

— Ты не пожалеешь.