Прежде, чем их повесят

— Тень прежней славы. И всё же, — и Байяз указал на потрёпанные скульптуры, — только эти обитатели нас здесь сегодня интересуют.

— Неужели? А кто это?

— Императоры давнего прошлого, мальчик мой, и у каждого своя история.

Джезаль внутренне застонал. У него и к истории своей-то страны был лишь преходящий интерес, что уж говорить об истории какого-то загнивающего болота на западной окраине мира.

— Их тут много, — пробормотал он.

— И это ещё далеко не все. История Старой Империи простирается на много веков.

— Наверное, поэтому её и называют старой.

— Не пытайтесь умничать со мной, капитан Луфар, вы для этого не достаточно умны. Пока ваши предки в Союзе бегали голышом, общались жестами и поклонялись грязи, здесь мой господин Иувин управлял рождением могучей страны — страны, которая по масштабам и богатствам, по знаниям и великолепию никогда не знала себе равных. Адуя, Талин, Шаффа — все они лишь тени изумительных городов, процветавших когда-то в долине великой реки Аос. Это колыбель цивилизации, мой юный друг.

Джезаль осмотрел жалкие статуи, трухлявые деревья и грязные, запущенные, поблекшие улочки.

— И что пошло не так?

— Падение чего-то великого никогда не имеет простых объяснений, но успеху и славе всегда сопутствуют упадок и позор. Там где есть и то и другое, закипает ревность. Зависть и гордыня мало-помалу ведут к ссорам, потом к вражде, а потом и к войнам. Две великие войны закончились ужасными катастрофами. — Он быстро шагнул к ближайшей статуе. — Но даже из катастроф можно извлечь уроки, мой мальчик.

Джезаль скорчил гримасу. Уроки были нужны ему не больше триппера, и он не хотел быть чьим-то мальчиком, но нежеланием старика было не отогнать.

— Великий правитель должен быть безжалостным, — проговорил Байяз. — Как только он осознает угрозу себе или своей власти, он должен действовать быстро, не оставляя места сожалениям. Например, нам нет нужны далеко ходить, вот император Шилла. — Маг поднял голову, разглядывая скульптуру перед собой, все черты которой полностью стёрлись от непогоды. — Когда он заподозрил своего казначея, что тот вынашивает планы на трон, он приказал немедленно предать его смерти, его жену и детей задушить, а его огромный особняк в Аулкусе сровнять с землёй. — Байяз пожал плечами. — И всё без малейших следов доказательств. Непомерное и жестокое действие, но лучше действовать слишком жестоко, чем слишком слабо. Лучше пусть все боятся, чем презирают. Шилла знал это. В политике нет места чувствам, понимаете?

— Я понимаю, что где бы в жизни я не оказался, всегда рядом окажется какой-нибудь старый еблан, который вздумает меня поучать. — Это Джезаль подумал, но не собирался говорить. Воспоминания о практике Инквизиции, который взорвался прямо у него на глазах, были всё ещё ужасно свежи в его памяти. Хлюпающий звук плоти. Капли горячей крови на лице. Он сглотнул и посмотрел на свои туфли.

— Понимаю, — пробормотал он.

Байяз продолжал нудить.

— Конечно, великий король не обязан быть тираном! Первой целью правителя должна стать любовь простолюдинов, поскольку её можно завоевать маленькими жестами, а длиться она может всю жизнь.

Каким бы опасным ни был старик, этого Джезаль уже не мог спустить. Ясно, что у Байяза нет практического опыта на политической арене.

— Какая польза от простолюдинов? Деньги, солдаты, власть — всё у знати.

Байяз закатил глаза к облакам.

— Слова ребенка, которого легко обмануть мошенничеством и ловкостью рук. Откуда у знати деньги, как не от налогов с крестьян, работающих на полях? Кто такие солдаты, как не сыновья и мужья из простонародья? Что даёт господам их власть? Только согласие их вассалов, и больше ничего. И когда крестьяне становятся поистине недовольными, эта власть может испариться с ужасающей скоростью. Возьмем, к примеру, императора Дантуса. — Он указал на одну из множества статуй, одна рука которой была отломана от плеча, а другая протягивала вперёд горсть мусора, пышно обросшего мхом. Без носа, на месте которого остался лишь грязный кратер, император Дантус приобрел выражение вечной смущённой растерянности, словно человек, застигнутый врасплох в уборной.

— Не было правителя, которого народ любил больше, — сказал Байяз. — К каждому человеку он относился как к ровне, и всегда отдавал половину доходов беднякам. Но знать сплела против него заговор — нашли ему замену из своих, захватили трон и бросили императора в тюрьму.

— Да ну? — проворчал Джезаль, глядя на полупустую площадь.

— Но люди не оставили своего возлюбленного монарха. Они вышли из своих домов и восстали, и их было не остановить. Некоторых заговорщиков вытащили из домов и повесили на улицах, остальные испугались и вернули Дантуса на трон. Так что, как видите, мой мальчик, любовь народа к правителю — лучший щит против опасностей.

Джезаль вздохнул.

— Я всегда предпочитаю поддержку лордов.