Прежде, чем их повесят

Ищейка уже ковылял к тлеющему костерку. Катиль лежала там, где он её оставил. Дышала часто и неглубоко, прижав одну руку к рёбрам у стрелы. Она смотрела круглыми влажными глазами, как он подходит, и ничего не говорила. Ищейка тоже ничего не сказал. Что тут скажешь? Он взял нож и срезал её окровавленную рубашку, от стрелы до низа, и задрал, чтобы разглядеть древко. Стрела попала между двумя ребрами справа, прямо под грудью. Неудачное место для стрелы — если вообще бывают удачные.

— Всё в порядке? — промямлила Катиль, стуча зубами. Её лицо было белее снега, а глаза лихорадочно блестели. — Всё в порядке.

— Всё в порядке, — сказал он, стирая большим пальцем грязь с её влажной щеки. — Не волнуйся, а? Мы с этим разберёмся. — И всё это время он думал: ты ёбаный лжец, Ищейка, ты ёбаный трус. У неё стрела между рёбер.

Тридуба присел рядом с ним.

— Надо, чтобы стрела вышла, — сказал он, сильно хмурясь. — Я подержу, а ты тяни.

— Чего?

— Что он говорит? — прошипела Катиль, на её зубах показалась кровь. — Что он… — Ищейка обеими руками взялся за стрелу, а Тридуба взял Катиль за запястья. — Что ты…

Ищейка потянул, но стрела не выходила. Он тянул, кровь лилась из раны вокруг древка и стекала по бледному боку двумя тёмными струйками. Он тянул, а тело Катиль металось, ноги пинались, и она кричала так, словно он её убивал. Он тянул, но стрела не выходила, даже на палец не сдвинулась.

— Тащи! — прошипел Тридуба.

— Не выходит, блядь! — прорычал Ищейка ему в лицо.

— Ладно! Ладно! — Ищейка отпустил стрелу, и Катиль закашляла, забулькала, содрогаясь и трясясь, и стала хватать воздух ртом, из которого потекла розовая слюна.

Тридуба потёр подбородок, оставив на лице кровавое пятно.

— Если не можешь вытащить, придётся протолкнуть.

— Чего?

— Что он… говорит? — пробулькала Катиль, стуча зубами.

Ищейка сглотнул.

— Нам придется протолкнуть её.

— Нет, — пробормотала она, широко раскрыв глаза. — Нет.

— Придётся. — Она фыркнула, когда он взялся за древко, переломил его пополам и сложил ладони вокруг обломанного конца.

— Нет, — всхлипнула она.

— Просто держись, девочка, — пробормотал Тридуба на общем, снова сжав её руки. — Просто держись. Давай, Ищейка.

— Нет…

Ищейка стиснул зубы и сильно надавил на сломанное древко. Катиль дёрнулась и вроде как вздохнула, а потом её глаза закатились, и она потеряла сознание. Ищейка перекатил её вялое, как тряпка, тело и увидел, что наконечник стрелы торчит из спины.

— Ладно, — пробормотал он, — ладно, она вышла. — Он взялся за древко прямо под наконечником, осторожно повернул и вытащил наружу. Пролилась струйка крови, но не слишком много.

— Хорошо, — сказал Тридуба. — Значит, наверное, лёгкое не задето.

Ищейка прикусил губу.

— Хорошо. — Он взял моток бинта, приложил к кровоточащей дыре на спине и начал обматывать вокруг груди. Тридуба поднимал Катиль, когда надо было пропустить бинт под ней. — Вот так, вот так, — говорил Ищейка снова и снова, обматывая бинт замёрзшими пальцами так быстро, как только мог, пока не намотал так плотно, чтобы этого хватило. Все его руки были в крови, бинты в крови, её живот и спина были покрыты розовыми отметинами его пальцев, полосами грязи и тёмной крови. Он коснулся её лица — тёплое, глаза закрыты, грудь медленно поднимается, пар дыхания клубился у рта.

— Нужно одеяло. — Ищейка вскочил, порылся в котомке и вытащил одеяло, разбрасывая снаряжение у костра. Он притащил его, расправил и положил рядом с Катиль. — Чтобы согреть тебя. Хорошо и тепло. — Он подоткнул одеяло вокруг неё, защищая от холода. Натянул ей на ноги. — Грейся.

— Ищейка.

Тридуба склонился над ней, слушая её дыхание. Потом выпрямился и медленно покачал головой.

— Она мертва.

— Чего?

Белые хлопья медленно падали вокруг них. Снова пошёл снег.

— Чёрт возьми, где Поулдер? — прорычал маршал Берр, уставившись на долину, сжимая и разжимая кулаки от негодования. — Я сказал ждать, пока они не втянутся, а не пока нас не разобьют, чёрт возьми!

Вест понятия не имел, что ответить. Действительно, где Поулдер? Усиливался снег, медленно кружась, застилая поле битвы серой пеленой и придавая всему атмосферу нереальности. Звуки доносились гулко и приглушённо, словно из невообразимого далёка. Между шеренгами ездили туда-сюда гонцы — быстро движущиеся чёрные точки на белой земле со срочными требованиями пополнения. Всё больше стонущих и задыхающихся раненых притаскивали на носилках, привозили на телегах, или они сами, молчаливые и окровавленные, брели по дороге под ставкой.

Даже сквозь снег было понятно, что людям Кроя приходится туго. Тщательно выстроенные шеренги уже сильно выгибались по центру, подразделения смешались в единую массу, слились друг с другом в хаосе и смятении сражения. Вест уже потерял счёт штабных офицеров, которых генерал Крой направил на пункт командования с требованием поддержки или разрешения отступить, и все они были отправлены назад с одним и тем же посланием. Держаться и ждать. От Поулдера тем временем не приходило ничего, кроме зловещего неожиданного молчания.