Прежде чем иволга пропоет

Илюшина разбудил детский плач. Несколько секунд он лежал, удивленно прислушиваясь. «На хутор завезли новых детей? Этого еще недоставало».

Макар выбрался на крыльцо, сонно протирая глаза, и мгновенно проснулся, пораженный открывшейся картиной.

Сергей сидел, вернее, полулежал в кресле, придавленный рыдающими в него сестрой и братом, и вид у него был такой, что первой мыслью Илюшина было: «Кто-то умер».

В некотором смысле он оказался прав.

Когда Стешу с Егором отвели в дом, умыли и поставили перед ними, по настоянию Илюшина, горячий сладкий чай, они выложили все как на духу.

Им все стало ясно накануне, в доте. Они и прежде строили гипотезы, что могло случиться с Анастасией, но именно вчера их осенило.

Это существо из дота было во всем виновато.

– Мы раньше думали, он – привидение… – Егор отодвинул чай и поморщился: его подташнивало от страха.

– Предполагали, – поправила Стеша.

– А потом оказалось, что он коробочки забрал. Значит, он там ел!

– Вы же видели и раньше эту несчастную лапшу, – нахмурился Бабкин.

Стеша угрюмо пожала плечами. Ну, видели. Но не сообразили.

– Почему вы уверены, что Настя не сама уехала? – очень серьезно спросил Макар. Он слушал рассказ детей внимательно, даже напряженно, и не отпустил, вопреки своему обыкновению, ни одной шутки.

Стеша перевела взгляд на Егора. Они безмолвно посовещались о чем-то одними глазами. Наконец мальчик кивнул – на этот раз он как старший принял решение.

– Она не выкопала цветок. – У девочки снова потекли слезы, она с силой провела тыльной стороной кисти по лицу. – Она обещала, что посадит его у себя на даче и будет заваривать из него чай! А потом мы к ней приедем в гости, она нальет нам этого чая и угостит булочками… Шанежками.

– Что за цветок? – наклонился к ней Макар.

– Дороцентрум, – уверенно сказала девочка.

– Дороцентрум? – озадаченно переспросил Илюшин и мигнул. Сергей явственно увидел, как буксует процессор в его голове; ботанический справочник не выдавал по поиску ничего похожего.

А вот у Бабкина в памяти что-то забрезжило. Дороцентрум, чай… У жены в шкафу стояла коробочка с веточками и скрученными в трубочку листьями. Вкус этого напитка Сергей не понимал, – что-то невыразительное, водянистое, – но любил, когда Маша заваривала его: по квартире плыл густой маслянистый запах смолы и хвои, иногда казалось, что в нем различим дым костра.

– Саган-дайля… – подумал он вслух.

Илюшин громко щелкнул пальцами:

– Рододендрон! Не дороцентрум, а рододендрон!

– Типа того… – пробормотала девочка, скребя ложкой по дну чашки, чтобы достать расплавившийся сахар.

– Рододендрон Адамса. – Илюшин встал, чтобы сделать ей еще чаю. Егор так и сидел над своей нетронутой кружкой, обхватив ее ладонями. – Только он здесь не растет.

– Растет! – упрямо возразил Егор. – У нее перед входом! Настя сказала, что выкопает один побег и сразу свалит, потому что ей неудобно перед Валентиной. Вроде как стырит его.

– И что потом?

Мальчик еще сильнее сжал чашку и плотно сомкнул губы. За него ответила сестра:

– Настя с нами не попрощалась. Наши… – она запнулась и продолжила после крошечной, едва уловимой паузы, которую заметил только Илюшин. – Наши родители сказали, что ничего особенного, типа, взрослые все такие, она же не своим друзьям это пообещала, а просто детям из соседнего домика… – Макар отчетливо расслышал в ее голосе чужие интонации и живо представил ту взрослую снисходительность, с которой это объясняли девочке. – Но мы с ней были настоящие друзья! Она сама так говорила!

Егор уверенно кивнул, подтверждая ее слова.

Бабкин, наблюдавший за мальчиком, вдруг что-то понял. Он молча встал, забрал у него чашку и достал из морозилки предпоследний илюшинский пломбир. На Макара он демонстративно не смотрел, а если бы посмотрел, его удивило бы выражение неуловимой нежности и жалости, промелькнувшее на лице друга.

– Она бы обязательно зашла попрощаться! И адрес бы оставила, она нас в гости обещала позвать!

Едва плошка с мороженым появилась на столе перед Егором, тот с жадностью набросился на пломбир. «Горячий чай, горячий чай, – пробормотал про себя Бабкин. – Еще бы коньяк детям предложил. Не хотят они чаю, хотят сладостей. Они же маленькие».

Стеша от мороженого отказалась.

– Мне мама не разрешает. У меня горло может разболеться. Я эта, как ее… фарингитная.

Бабкина вновь кольнуло несоответствие между полной свободой, предоставленной девочке, и ее ответственным отношением к запрету. Матери не было рядом, а в то, что сестру может заложить Егор, Сергей не верил. «Что-то здесь не так…» Он ухватился бы за эту ниточку и попытался разобраться, куда она ведет, если бы его ум не занимали более важные вещи.

– Когда нам сказали, что Настя уехала, мы побежали к ее дому, – сказал Егор. – А этот, доро… родо… куст такой же, как и был. Невыкопанный. Мы поняли, с Настей что-то случилось.

– А почему никому не сказали?

– Мы говорили! – Два возмущенных голоса одновременно.

– Мы лодочнику…

– Мы Чухраю…

– …и Тимуру рассказывали!

– …и Валентине!

– …они здесь главные…

– …мы объясняли им, что нужно вызвать полицию!