— Ничего не происходило, ничего не менялось. Ты верно двигался всему написанному, не меняя ничего, и в последний раз ты додумался до того, что в следующей петле ты не должен ничего знать. Ты не должен знать ни события, ни их последовательность — ничего из того, что написано тобой в письме. И теперь, когда ты впервые ничего не знаешь и прожил этот год по наитию, всё сдвинулось с мёртвой точки.
— Как ты это понял? — затаив дыхание, быстро спросил Том, жадно желая услышать ответ.
— Я заметил первое расхождение с той петлёй — уродство Лестрейндж. В тот раз ты не встретил её возле школы, Грейнджер не побежала за Поттером, когда Снейп и Малфой убегали прочь, потому что в тот раз вас там попросту не было — вы пришли позднее, когда всё закончилось. Это был первый сигнал о том, что в отличие от предыдущей реальности, в этой что-то изменилось, однако я не спешил к тебе, потому что, мне казалось, этого было слишком мало, чтобы точно быть уверенным: всё не повторится снова. Я принялся ждать, выполняя ровно то, что было описано тобою в письме. Честно говоря, твои домыслы, изложенные там, навеивали сомнения, потому что решиться на ещё одну петлю и попробовать прожить её, ничего не зная, и возложить всю разгадку лишь на то, что события должны измениться, — звучит как-то странно и сомнительно. Но я выполнил всё то, что ты от меня хотел. Я ждал десятки лет того дня, когда встречу тебя и своими глазами смогу убедиться, что листы пергамента, исписанные твоим почерком, не были чьей-то злостной шуткой, которая отравляла постоянно мои мысли всю жизнь. Честно? Я всё равно обомлел, когда увидел тебя в гостиной Лестрейнджей. Даже захотелось, чтобы это было сказкой, но никак не тем, что я видел.
— Ты заранее готовился к моему приходу, — спокойно перебил Том. — За день до моего визита ты сделал то, что вызовет переполох в Министерстве.
— Потому что я верил, что это не обман, хотя знаешь, всякие мысли бывали у меня в голове. Было и такое, что я хотел отказаться от всей этой затеи, потому что риск, что Тёмный лорд может об этом узнать, был велик и стоил бы мне, скорее всего, жизни.
— Брось, вряд ли он бы прикончил тебя…
— Ты не знаешь его, Том, — покачав головой, протяжно отозвался Антонин. — Это не тот волшебник, которого ты видишь в себе. Это… всего лишь тот клочок души, который остался после смерти Поттеров, и поверь, там уже нечему особо было оставаться. И теперь представь себе, как он тронулся умом, превратив маледиктуса в крестраж? Поверь, неприятное зрелище…
— Поэтому ты каждый раз помогаешь мне? Что тебя заставляет это делать? Почему ты не бросаешь эту идею?
Антонин молча затянулся несколько раз сигаретным дымом, а после безмятежно улыбнулся, отстранённо, словно находясь не здесь, посмотрев на Тома.
— Я хорошо помню тебя другим и твоё появление здесь отлично освежает мне память о былых временах. Иногда мне кажется, что где-то там, в далеких сороковых или пятидесятых, мы совершили ошибку, отчего всё пошло к чертям. Я не хотел бы такого будущего ни тебе, Том, ни себе.
— Отвратительно, Долохов, когда ты стал таким сентиментальным? — Том поморщился, чувствуя, как искренние и тёплые слова собеседника больно задели за живое, вызывая непонятные щекотливые ощущения в груди, от которых хотелось растечься на полу бездыханно.
Он чувствовал какую-то несвойственную ему благодарность, которую не доводилось ранее ощущать, а взгляд, брошенный на Антонина, был полон уважения.
Тот в своей манере рассмеялся и поправил шляпу, спавшую на лоб.
— Не зря же ты ко мне обратился в этом письме? Почему ты выбрал именно меня, Том?
— Если бы я знал, почему в первый раз обратился именно к тебе, то рассказал бы, а так, увы, я даже представления не имею, какая по счёту эта петля, — насмешливо отозвался он, высунув из кармана ладонь и протягивая её Долохову.
Тот неторопливо достал сигарету и протянул её Тому.
— Так или иначе, каждый из нас сделал то, что считал нужным. И вот сейчас, только сейчас, Том, я понял, что всё в этот раз должно получиться.
— Ты разгадал секрет, как отправить Грейнджер в прошлое? — подкурив сигарету и тут же выпустив дым, перебил Том.