— У нас не получилось, — холодно возражает она, поочерёдно глядя на каждого из мужчин. — Крестраж не сработал. Или вы думаете, я просто так осталась здесь?
— А ты им воспользовалась, дорогуша? — с сарказмом уточняет Антонин и переглядывается с повеселевшим Руквудом.
— Что значит воспользовалась?
— Ты не активировала крестраж. Притом, к счастью. Ты совсем не подготовлена оказаться там, и я здесь, чтобы помочь в этом. Разве Риддл не говорил тебе?
— Он сказал, что после создания крестража я отправлюсь за ним следом, — её голос дрогнул, а ум принялся анализировать всё происходящее — где она допустила неточность, что неправильно всё поняла?
Вот чёрт! Она чуть не разрушила целый план!
— Рассказывайте, что мне нужно сделать? — с загоревшимися нетерпением глазами быстро спрашивает та.
— В первую очередь, привести себя в порядок, — твёрдо сообщает Антонин и берётся теребить манжету. — Ты вся измазана кровью, тебе следует умыться, переодеться, а после я расскажу, что делать дальше. Воспользуйся ванной комнатой Тёмного лорда — она буквально за этой дверью.
Гермиона кивает, оборачивается к двери, как вдруг замечает Малфоя, вжавшегося и с ужасом затаившегося в углу, словно мечтая провалиться или хотя бы остаться незамеченным.
— Люциус, прикажи домовику выдать мисс Грейнджер что-нибудь из старого гардероба Нарциссы. Мне кажется, у неё в юности был тот же размер.
Гермиона не дожидается никаких слов от Малфоя, открывает дверь и скрывается в ванной комнате.
Это было немыслимо.
То, что случилось за последние пару часов после ухода Риддла, казалось нереальным. Всё пережитое превратилось в яркие и пёстрые картинки калейдоскопа, который в какой-то момент сломался и оборвал страшную действительность. Как же просто Волан-де-Морт стал мёртвым! Ему перерезали глотку, ровно как и она перерезала её Риддлу несколько часов назад.
От этой мысли у Гермионы вздрагивают руки, она хватается за раковину, прислоняется к ней и поднимает взгляд на зеркало.
На неё смотрит страшное, перекошенное от ошеломления лицо, полностью забрызганное высохшей кровью, которая практически не оставила и места чистому участку кожи. Глаза — два чёрных глубоких тоннеля — сквозят холодом и неподдельным равнодушием, — они такие же обсидиановые, какие были и у Риддла, пока она проходила последнее испытание в муках. Навсегда ли?
И вот она здесь, в комнате Тёмного лорда, включает воду, машинально умывает руки и продолжает рассматривать своё отражение, в котором совсем не узнаёт себя. Её лицо за последний год сильно исхудало, появились впадинки на щеках, чётче обнажились скулы, которые сжимаются и не могут расслабиться. Видны лиловые потёки и ссадины от ударов Долохова, но это мелочи — детали, которые пришлось нацепить на себя, чтобы прекрасно отыграть роль перед сдохшим уже Волан-де-Мортом. А глаза действительно чёрные, как в зимнюю ночь без какого-либо просвета, лишь блеск как мерцание далёких звёзд — радужка и зрачок слились в одну гущу, и взгляд стал слишком неузнаваемым и до странного очарования выразительным, словно на тебя смотрит сама тьма.
Гермиона отворачивается от зеркала, сбрасывает с себя грязную одежду и встаёт под напор прохладной воды, ещё сильнее остужая холодное тело, смывая всю грязь и остатки крутящихся ранее мыслей. В разуме образуется такая же пустота, как и в душе, поэтому Гермиона запрокидывает голову и со слабой улыбкой ловит сотни капель, стекающих по коже вниз.
И светлое, такое приятное и ласковое чувство облипает кожу, оседает тонкой плёнкой на губах — скоро её должен заполнить восторг от успеха.
Сейчас она почему-то верит, что у них всё получится.
Вскоре Гермиона выключает воду, отодвигает штору и видит, что домовой эльф уже оставил стопку вещей, в которые ей следует переодеться. Не особо разглядывая их, она хватает кофейного цвета платье, украшенное белыми манжетами по старой моде шестидесятых годов, — всё равно довольно выделяющееся для конца сороковых — надевает его, разглаживает складки пышной юбки, а следом поверх натянутых тёплых чулок обувает небольшие сапожки на низком фигурном каблучке. Ей даже не хочется удостоить себя взглядом, потому намеренно отворачивается от зеркала, выжимая пряди мокрых волос, берёт фетровую шляпу с красивой жемчужной бляшкой и замечает, как на пол спадают перчатки в цвет шляпы. Подняв их, Гермиона хватает ворсистое серое пальто, перекидывая через руку, открывает дверь и выходит в комнату.
Она тут же натыкается на оценивающий взгляд Долохова, который уже зачем-то надел свою шляпу и с готовностью держал перчатки, словно собрался куда-то уходить.
— Мы куда-то уходим?
Долохов ничего не отвечает, Руквуд проходит к двери и дёргает ручку, после чего следом устремляется и тот, поманив за собой Гермиону. Вдруг ей на глаза бросается Малфой, бездвижно сидящий в том же самом углу с расширившимися пустыми глазами — они выглядели так же, как у Драко, когда Том лишил его жизни в повторяющемся дне.
Гермиона невольно передёргивает желваками, отворачивается от мёртвого тела и выходит из комнаты следом за мужчинами.