Презирая дымы и грозы

В каубамайя сразу направились в отдел тканей. Купоны{20} всегда у них ценились, считались лучшим подарком. В то время в Днепропетровске почему-то исчезла хлопчатобумажная материя, а здесь от нее глаза разбегались. Правда, ситцев не было, зато можно было выбрать любую марлевку — легкую ткань из льна. По рыхлости и прозрачности она схожа была с марлей, откуда и пошло название. Прасковья Яковлевна и Любовь Борисовна увидели эту ткань впервые и им понравились ее пестрые многообразные рисунки. Они решили, что больше ничего искать не надо — каждую родственницу отрез на платье непременно порадует.

Стоя у прилавка отпуска тканей, они вместе с продавщицей, подошедшей к ним для обслуживания, посчитали, что им надо купить семь отрезов, и выбрали их расцветки. Продавщица отмерила и отрезала заказанный метраж от рулонов, сложила отрезы в стопку и посчитала общую стоимость покупки. Прасковья Яковлевна осталась у стойки рассматривать другие ткани, а Любовь Борисовна отошла к кассе и скоро вернулась с чеком. Стопка купленных ею отрезов уже была упакована в бумагу. Поблагодарив продавщицу, Любовь Борисовна в последний раз скользнула по ней взглядом, отмечая прозрачную розовую блузку с брошью из черного чешского стекла. Этот наряд показался ей нелепым, но думать над этим она не стала.

В гостинице они первым делом развернули пакет и начали обсуждать, кому из родственниц какой отрез подарят, и тут обнаружили, что у них на руках оказалось только шесть отрезов. Одного не хватало. Как же так, ведь при них же продавщица отмерила семь отрезов?!

— Я сейчас! — Любовь Борисовна решительно схватила отрезы, упаковку, копию чека и побежала назад в каубамайя.

Прасковья Яковлевна от горя заломила руки — она терпеть не могла скандалы и готова была отказаться от одного отреза, только бы их избежать. Но так нельзя было поступать, от таких поступков мир портится! Понимая это, она понимала и то, что в ней сказывался возраст, что нервы ее не выдерживали больше боев за справедливость. Она рада была остаться в номере и не быть свидетельницей тягостной сцены, которая обязательно разыграется в универмаге, когда Любовь Борисовна появится там с претензией.

Любовь Борисовна вернулась в номер через полчаса — глаза ее сияли, и она потрясала над головой седьмым купоном.

— Странное приключение! — рассказывала она. — Представь себе, шельма-продавщица исчезла, и никто не мог сказать, куда она вышла. А без нее разговор не клеился. Нас-то именно она обслуживала! Очень трудно было убедить остальных, что я получила на руки шесть купонов, а не семь. Ну почему я не проверила ту упаковку, что она мне сунула? Теперь я не уверенна, что там и метраж правильный.

— Да, мы брали разные отрезы...

— В том-то и дело...

— Господи, но как тебе удалось? — спросила Прасковья Яковлевна.

— В некотором смысле я тут чувствую себя как дома, — оживленно говорила Любовь Борисовна, — и была уверенна, что отрез мне отдадут. Этот настрой много значил! Помогла, конечно, копия чека, указанная в ней сумма и то, что от момента покупки прошло всего четверть часа. По сути, мы только что отошли от прилавка и даже могли не выйти из зала.

— Как хорошо, что мы сразу кинулись рассматривать покупки, а не пошли под душ...

— Это судьба! Так вот — они упирались. Пришлось говорить им, что я учусь тут в аспирантуре и имею дело с порядочными людьми. Я называла фамилию Йоханнеса Хинта, которого весь мир знает, обещала с его помощью поднять на ноги всю культурную Эстонию, устроить крупный скандал, если со мной поступят нечестно. Правда, отрез найти им не удалось. Наверняка, продавщица с ним исчезла! Пришлось отмерять новый... Я, конечно, не помню, какого именно по расцветке не хватало, поэтому указала на первый попавшийся. Но хоть такой отбила, и то хорошо!

— Слава Богу, есть правда на земле, — прошептала Прасковья Яковлевна.

— Дороговато она нам обходится...

— Честно говоря, у нас бы такого никогда не случилось, — подводя итог, сказала Прасковья Яковлевна.

— Да нам просто какая-то хуторская неумывака попалась... Ты помнишь ее дурацкий наряд?

— Помню, — блузка с тяжелой брошью...

— Да, — кивнула Любовь Борисовна. — Эта хуторянка распознала в нас чужаков и подумала, что мы проездом, что распакуем покупку не сразу, возможно в поезде...

Не скоро они успокоилась, раздосадованные тем, что им попытались испортить так хорошо начинающуюся поездку. Потом сделали над собой усилие, вымылись в душе и пошли на обед. В кафе было тихо и пусто, видно, артисты пообедали раньше и отдыхали перед вечерним спектаклем.

После обеда Любовь Борисовна и Прасковья Яковлевна сидели на балконе 24-го этажа и, лакомясь разными вкусностями, любовались видом Таллина. Они ждали Ильмара Романовича.

Клейс пообещал приехать в 15-00, цель визита — посмотреть доклад, с которым завтра должна была выступать на семинаре Любовь Борисовна, его аспирантка, и обсудить с нею вопросы по подготовке к защите диссертации. На это у него был запланирован ровно час. Так что Любовь Борисовна должна была сосредоточиться и ничего не упустить.