Презирая дымы и грозы

Оформление отпуска она оставила на последний момент, ведь это была простая формальность — ей никто не имел права отказать в нем. Такого за все годы ее обучения в аспирантуре не случалось. Правда, в их институте недавно сменился директор и вместо интеллигентнейшего Виталия Антоновича Сацкого пришел некий Урчукин В. Г. — чинуша, никогда раньше не работавший в науке, не имеющей о ней представления, не просто дремучий мужик, но тупой и необучаемый ордынец. С какой тмутаракани он вылез, что не знал законодательства и вообще был очень далек от науки, не понимал, что такое аспирантура и диссертация? Он не подписал заявление Любови Борисовны, полагая, что она обратилась к нему с просьбой, исполнение которой зависит только от его личного желания. Поразительный примитивизм и дебилизм! Любови Борисовне с утра по телефону сообщила об этом его секретарша.

— Беги к нему на прием, — посоветовала она.

Хорошо, что Любовь Борисовна жила рядом с институтом. Через пять минут она была в приемной, стояла возле Галины Михайловны и та, выбрав момент, засунула ее в кабинет надутого индюка.

Разговор был коротким, просто новый директор хотел видеть смелую женщину, прорывающуюся к научной степени через толпы мужиков-металлургов, давно одичавших в постоянных командировках. Любовь Борисовна ему объяснила, что к чему, причем с таким видом и таким тоном, что он понял бесполезность своего упрямства и подписал заявление.

Вопрос решился, но чего стоила эта нервотрепка!

В планах Любови Борисовны еще значилась стрижка, а времени до приезда Прасковьи Яковлевны оставалось все меньше — нельзя было заставлять ее ждать во дворе на скамейке. В конце концов, все дела были переделаны, в аэропорт они прибыли вовремя.

Но тут оказалось, что вылет задерживался до 23 часов. И это среди благополучного лета — 29 июня.

— Все, — расстроилась Любовь Борисовна, — придется Клейсу ждать нас в аэропорту Таллина до утра. Бедный Ильмар Романович, хватит ли ему терпения?

— А без него нас не поселят в гостинице? — поинтересовалась Прасковья Яковлевна.

— Скорее всего, нет. Там такие люди...

В 2-15 ночи они прилетели в Таллин, и, к счастью, там их встречал сонный Клейс, научный руководитель диссертационной работы Любови Борисовны. Через пустынную столицу советской Эстонии он привез путешественниц в самый центр и поселил в «Олимпию» — новенькую гостиницу, построенную к летним Олимпийским играм 1980 года. Тогда парусная регата проводились в Олимпийском центре парусного спорта{18} в районе Пирита, на берегу Таллинского залива. И специально для ее гостей — кстати, проживавших там всего лишь неделю, с 22 по 29 июля, — и была выстроена эта гостиница европейского уровня.

В гостинице он, по местным правилам гостеприимства, провел Любовь Борисовну и Прасковью Яковлевну в номер и показал, как крутить непривычные для них краны и включать-выключать другие премудрости техники.

— Вам спаль и отдыхаль, а нам — пошель до свидания, — попрощался он, сообщив в котором часу придет днем для обсуждения семинара, назначенного для заслушивания диссертации Любови Борисовны. — Вы нам готовь, да?

— Да-да, я готова и буду ждать вас. Приходите, — успокоила своего руководителя Любовь Борисовна. — Спасибо за все, Ильмар Романович.

— Ты была права, — заметила Прасковья Яковлевна после его ухода, — эти женщины у стойки регистрации так сопели, что точно без твоего руководителя не поселили бы нас.

— Самое интересное, что эстонцы прекрасно сознают свои дурные качества, поэтому и опекают приглашенных или приезжающих к ним по работе гостей с такой приветливостью, которая нам кажется гипертрофированной.

— Словно она фальшивая... — Прасковье Яковлевне были неприятны такие прибалтийские настроения, от которых приходилось защищаться.

— Она-то настоящая, — возразила ей дочь, — только идет не от сердца, а от ума.

— Ну, хотя бы это кажется довольно обнадеживающим, — сквозь сон произнесла Прасковья Яковлевна. — Авось когда-нибудь они станут людьми.

В номере с открытыми окнами, куда проникали мягкие ароматные ветры с Балтийского моря, они спали крепким здоровым сном и проснулись поздно. Солнце давно поднялось, когда они встали.

— Слушай, — вдруг испуганно зашептала Прасковья Яковлевна, собираясь к выходу в город, — это они и в кафе не захотят нас кормить, а?

— С мужиками они так иногда и поступают, а с женщинами держатся чуть культурнее, — засмеялась Любовь Борисовна, за время учебы в аспирантуре хорошо изучившая эстонские нравы. — Так что накормят, не волнуйся.

Направляясь по коридору в кафе, расположенное двумя этажами ниже, они заприметили знакомого мужчину и, наверное, слишком пристально посмотрели на него. Или, скорее, удивленно. Он это заметил.

— Здравствуйте, — сказал он, поравнявшись с ними. Глядя на Прасковью Яковлевну, спросил: — Откуда вы приехали?

— Из Днепропетровска, — ответила та, ничего не понимая.

— Посмотреть город?

— Дочь тут в аспирантуре учится, — кивнула Прасковья Яковлевна в сторону, не спуская глас с собеседника.