Презирая дымы и грозы

Любовь Борисовна видела, что ее мама никак не может узнать того, с кем разговаривает, но настроена к нему доверительно. Она редко бывала так приветлива с людьми, значит, этот человек того стоил.

— Во как! Тогда желаю вам удачи! — мужчина удался, а они прошли в кафе.

Там их тоже окружили знакомые лица, что в такой дали от дома было до испуга странно, как будто они выпали из реальности и очутились в Славгороде, как будто не было ночного перелета, Ильмара Романовича и вредных теток в гостинице...

— Откуда я их всех знаю? — не выдержав, прошептала Прасковья Яковлевна на ухо дочери, стоя у стойки за едой.

— Из фильмов, — ответила Любовь Борисовна. — В коридоре ты беседовала со Станиславом Любшиным. А это...

— Со «Щит и меч»?

— Именно.

— А почему он первый заговорил со мной?

— Наверное, ты увлеченно рассматривала его.

— Ну да, я оторопела и старалась узнать его.

— Он это понял, не сомневайся.

К их столику, из вежливости буркнув: «Можно?» — и не дожидаясь ответа, подошла высокая грациозная женщина. В одной руке она держала тарелку с салатом, а в другой книгу. Она была одета в белоснежный комбинезон с капюшоном, глаза прятала за темными очками с огромными стеклами. Тем не менее ее легко было узнать.

— Гуттиэре? — одними губами прошептала Прасковья Яковлевна, когда их соседка, поставив тарелку, отошла к стойке за напитком.

Любовь Борисовна утвердительно кивнула.

В такой обстановке беседовать было невозможно. Обменявшись понимающими взглядами, Прасковья Яковлевна и Любовь Борисовна завтракали молча, хотя их чувства кипели и им очень хотелось говорить об этом, обсуждать многие открытия и неожиданности. Наговориться можно было только вне этих стен, но тогда они не видели бы тех, кто вызвал их приятное оживление и кто своим присутствием дарил радость и какую-то необъяснимую уверенность, что все везде будет хорошо. По этой причине им не хотелось уходить отсюда, где создалась такая легкая и светлая обстановка, совершенно раздвинувшая границы эстонской неприветливости и вернувшая им благожелательный человеческий мир.

Наконец Анастасия Александровна позавтракала и ушла. Перед изумленными Прасковьей Яковлевной и Любовью Борисовной, не дав им перекинуться хотя бы парой фраз, снова возник Станислав Андреевич, просто проходивший мимо. Он наклонился к ним и сказал:

— Зря вы постеснялись взять у нее автограф. Она милая женщина и не отказала бы вам.

— Мы как-то не придумали... — растерялась Любовь Борисовна. — И у вас тоже не взяли.

— Со мной вопрос решается легко, — рассмеявшись, сказал Станислав Андреевич своим проникновенным голосом, от звуков которого мир становился чище и прекраснее. — В вестибюле продаются открытки с моим фото. Мне до вечернего спектакля делать нечего, и я буду крутиться там, раздавать автографы, говорить с людьми и попивать сухое вино. Приходите и вы, я с радостью подпишу вам открытку.

— Вы тут на гастролях?

— Да, — сказал великий артист. — Я в Таллине первый раз и буквально схожу с ума от белых ночей. Спать совсем не могу!

— Значит, встретимся в вестибюле, — попрощалась с ним Любовь Борисовна.

Наконец они с мамой вышли в коридор и остались вдвоем.

— Ты скажи, что мы ели? — спросила Прасковья Яковлевна. — Я понять не могла. Как и эти артисты, желтые кубики казалась мне чем-то знакомым, но неузнаваемым. Как в сказке. Так что это было?

— Ты о приправе к пюре говоришь?

— Ну да.

— Это салат из тушенной тыквы.

— Вот это дела-а, — изумилась Прасковья Яковлевна. — Гарбуз?! Стоило лететь через всю Европу... Да мы пареным гарбузом свиней кормим!

— Ты только никому не говори об этом, потому что здесь тыква считается изысканным деликатесом.

— Ладно, — согласилась Прасковья Яковлевна. — А еще ты хотя бы скажи мне, кто были эти артисты, а то у меня голова кружится и память покоя не дает. Перед глазами мелькают и мелькают их лица!

— А что толку, что я тебе их назову, не указывая на них пальцем? Ты даже не поймешь, о ком я говорю.

— Да... такое возможно.

Они договорились, что сейчас пойдут в каубамайя{19}, купят подарки себе и всем родственникам, а потом вернутся в номер, уложатся и пойдут гулять в вестибюль, где наверняка увидят всех актеров.

— Вот тогда я тебе всех их назову, — предложила Любовь Борисовна.

— Договорились, — согласилась ее мама.

Они спустились вниз на скоростном лифте, ощущая, как опасно твердь ускользает из-под их ног, а сердце стремится выскочить вверх, вышли в вестибюль, затем на улицу и оглянулись по сторонам, чтобы понять, где находятся.

Универмаг располагался в двух кварталах от «Олимпии», около оперного театра «Эстония», и они прошли туда пешком, по дороге рассматривая старую часть и достопримечательности Таллина. На ближайшей рекламной растяжке увидели новость — в Таллине впервые гастролирует МХАТ. Вот оно что! Вот откуда столько оживленных кумиров!