Презумпция виновности

Ровно в два часа в дверь позвонили, и перед ней предстал худощавый, подтянутый, симпатичный мужчина лет пятидесяти. Профессор МакКалистер, как он назвался, как только они отъехали, предложил Инге Сергеевне вначале заехать попить кофе. Вскоре они остановились у маленького уютного кафе. Инга Сергеевна села за столик, а профессор подошел к стойке. Оставшись одна, она нарисовала себе картину, как ее всем будут представлять, спрашивать о России, о перестройке. Ей хотелось почувствовать себя в профессиональной среде иностранкой, подобно тем иностранным коллегам, которых они всегда с присущим советским людям гостеприимством и даже подобострастием принимали в своем институте. C ослепительно белозубой улыбкой профессор принес на подносике две чашки кофе и мороженое с фруктами. Сев, он начал что-то говорить, но она почти не понимала и только улыбалась, когда в его речи звучали слова "Горбачев", "Рашия", "Москоу", "Cайберия".

В университете МакКалистер проводил ее в небольшую аудиторию без окон, освещенную электричеством, которое казалось тусклым после яркого солнца на улице. Посреди комнаты стоял овальный стол. Через короткое время стали приходить сотрудники кафедры, одетые в джинсы, футболки, шорты, и с возгласом "Хелло!", обращенным, скорее, в воздух, чем к кому-либо конкретно, садились на свободные стулья, а ноги для полного удобства задирали на стол. Некоторые подходили с какими-то вопросами к МакКалистеру, и тогда он им представлял Ингу Сергеевну. Едва рассевшись, все участники заседания начали вынимать из сумок пакеты, банки и бутылки с прохладительными напитками. МакКалистер говорил что-то очень мало понятное Инге Сергеевне, периодически поглядывая на нее с улыбкой. Все сидящие вокруг что-то ели, пили, грызли, что создавало общий шумовой фон, затрудняющий Инге Сергеевне вслушиваться в и без того непонятные слова. Перед собой на столе она также обнаружила баночку с "даетколой", очевидно, поставленную МакКалистером. Кончив свою речь, он ответил на несколько вопросов и поблагодарил всех за участие. Все разошлись так же быстро, как и пришли. Зав. кафедрой представил Ингу Сергеевну еще нескольким коллегам, после чего отвез гостью домой. По дороге он предложил Инге Сергеевне оставить свои российские координаты и пообещал высылать ей всю интересующую ее информацию о работе его кафедры.

Инга Сергеевна зашла домой в состоянии опустошения и неприязни к себе.

x x x

Игорь явился часов в пять, и они поехали ужинать в китайский ресторан. Ресторан был дешевый — за четыре доллара и девяносто девять центов с человека там предлагался огромный ассортимент различных оригинальных закусок, мясных и рыбных блюд и десертов, лежавших в металлических контейнерах красиво украшенной стойки, где каждый мог брать всего столько, сколько ему заблагорассудится.

Когда после ресторана они подъехали к дому, было уже совсем темно, и Инга Сергеевна, выйдя из машины, оступилась и упала. Дикая боль не позволяла встать и двинуться с места. Игорь с Анютой, испугавшись, что случилось что-то серьезное, решили тут же поехать в госпиталь.

— Мамочка, у тебя есть "иншуренс"? — спросила Анюта в уже мчавшейся по хайвею машине.

— А что это такое? — спросила Инга Сергеевна, превозмогая боль.

— Это страховка медицинская.

— Да откуда? Мне даже в голову не приходило думать об этом. — Инга Сергеевна вся сжалась от боли и презрения к своей неуклюжести.

Вскоре Игорь с Анютой, открыв дверцу машины, остановившейся у многоэтажного здания, стали помогать Инге Сергеевне выйти, и все прошли в помещение, функционально соответствующее приемному покою в советской больнице. Анюта подошла к стойке, где за компьютером сидела черная красотка.

Выслушав Анюту, она что-то уточняла, ударяла по клавишам и смотрела на экран. Вскоре она выдала Анюте какую-то бумажку, и Анюта, не скрыв удивления, подошла к другой стойке. Инга Сергеевна видела, что дочь расплачивается чеком. Потом она подошла к матери и мужу и сказала:

— Нужно подождать. Нас вызовут.