— Так вот, — говорит он, с выражением какого-то смущения и неловкости на лице, — Кембриджа и Геттингена не получилось у нас в Академгородке. Понимаете, цели, которые стояли у нас перед Академгородком, они были конечны. И они были слишком приземлены. Мы построили самый большой в мире оптический телескоп. Мы построили самый крупный ускоритель, но при этом мы не сделали ни одного большого открытия ни в астрономии, ни в астрофизике… То есть можно вкладывать гигантские средства, но они будут уходить в песок. На этом ускорителе не было найдено ни одной новой частицы, фактически не сделано ни одного крупного открытия…
В кадре появляется большой, ставший объектом многих легенд кабинет академика Будкера, директора Института ядерной физики с его известным круглым столом, за которым по установленной им традиции ежедневно собирался "интеллектуальный центр" института. В кабинете никого нет, кроме уборщицы, которая расставляет вокруг стола стулья. А за кадром голос диктора произносит: "Открытое письмо академика Алексея Абрикосова (не слышно), возглавляющего теоретическую группу в национальной лаборатории (какой именно, не слышно) в США. Письмо адресовано коллегам, работающим в России. "Найти постоянную работу ученому на Западе всегда было сложно. Большинство российских ученых, перебравшихся на Запад, имеют временную работу. Они, как цыгане, кочуют по научным лабораториям в разных странах с одним, однако, непременным условием — обогнуть особую точку, которой является Россия, другие государства бывшего СССР. Домой предпочитают не заезжать еще из-за боязни преступности, которая начинается сразу же в Шереметьево. Уверен, что помогать науке там, в России, бессмысленно. Зарплату ученым можно поднять, но приборы и оборудование не привезешь. Сегодня для сохранения российской науки может быть только один рецепт: помочь всем талантливым ученым поскорее уехать из России, а на остальных махнуть рукой. Считают, я излишне резок, со мной многие спорят, но жизнь показывает, что я прав…" Чтение текста письма завершается, и на экране появляется стройный, моложавый, но совершенно седой человек, сидящий за большим письменным столом рабочего кабинета. За спиной ученого на стене висит портрет академика М. Лаврентьева. Лицо седовласого человека, отвечающего невидимым на экране репортерам, выражает возбуждение. Судя по всему, это директор Института гидродинамики, академик Титов.
— Да это ж позор для государства, дорогие мои, — говорит он нервно и взволнованно жестикулируя. — Ну мне стыдно как русскому человеку за это, стыдно. В каком государстве я живу?! Ну Абрикосову хорошо, он уехал в Америку и написал оттуда статью. Плевал на вас и плевать будет. Хотя, может быть, в какой-то степени статья-то правдивая. Статья-то правдивая. У меня другая психология. Я не уеду. Поймите меня: стыдно… Это страшно, когда стыдно за свою страну…
На экране стоящего на столе директора института телевизора возникают самые драматические сюжеты из фильма "Девять дней одного года", при которых главный герой подвергается смертельной дозе облучения.
— Конечно, — говорит академик, указывая на экран, — здесь, конечно, все героизировано, романтизировано, понятно. Но это и есть в общем, так сказать, то, ради чего живет ученый. Но, вообще говоря, ему надо дать оборудование, его надо кормить, кормить его семью… Кому лучше стало? Мне, академику? Я прожил кое-как с семьей в этом году, потому что копаю свои пять соток картошки, потому что картошку покупать на рынке я, директор института, уже не могу. Это позор для нации!.. Если не копать картошку свою, денег для того, чтобы покупать на рынке, у меня уже нет.
В кадре снова появляется кабинет Института ядерной физики. За круглым столом сидят мужчины разных возрастов. Наперебой произносимые ими реплики свидетельствуют о заботах, которыми переполнена их жизнь.
— Есть институты, которые ничего не производят, — математики, да, математики в том числе, которые ничего не производят, а как организации не пропадают.
— Мы говорим не про организацию и зарплату, а мы говорим про академическую науку.
— Вот я хочу обратить внимание, что в этой статье Абрикосова есть слово "утечка мозгов", но оно уже набило оскомину, банальное слово: "утечка мозгов", но, мне кажется, самый главный капитал — это мозги Института ядерной физики, и прежде всего научные мозги. И говорить, что у нас все в порядке, по-моему, это неправильно, потому что даже если посмотреть на эту фотографию, (указывает на групповую фотографию на стене), то, как говорится, кроме грусти, она ничего не вызывает. Это самое главное, что там девяносто пять процентов — это люди, которые уехали от нас насовсем.
— На фотографии их всего двадцать процентов.