Презумпция виновности

— Я испытываю глубокое удовлетворение оттого, что мне довелось участвовать в организации научных центров в Сибири и на Дальнем Востоке, в мобилизации науки на решение больших проблем развития этого богатейшего края. В год двадцатилетия Сибирского отделения его деятельность была рассмотрена Центральным Комитетом КПСС. В принятом постановлении говорится: "Сибирское отделение Академии наук СССР с его институтами, филиалами, опытно-производственными отделениями стало крупным научным центром"… — После завершения чтения фрагментов этого постановления Михаил Алексеевич заключает: — Все мы, кто участвовал, и участвуют в создании и работе Сибирского отделения, горды такой высокой оценкой. Она означает, что крупный государственный эксперимент, начатый в 1957 году с образованием в Сибири мощного научного центра, привел к успеху…

На смену Лаврентьеву экран являет крупным планом портрет академика Коптюга. Лицо выражает озабоченность и усталость. Под фотографией бегущие буквы слагаются в текст: "Валентин Афанасьевич Коптюг возглавлял Сибирское отделение семнадцать лет. И выпали на долю третьего председателя такие испытания, которые первым двум — Михаилу Алексеевичу Лаврентьеву и Гурию Ивановичу Марчуку — и в кошмарном сне не могли явиться. Науке — голодный паек. Конвульсии бесплатного образования. Непомерные счета за "инфраструктуру" от ошалевших в борьбе за выживание ведомств. Утечка, утечка, утечка мозгов, созидательной энергии, надежд на нормальное развитие страны, безоглядно наживающей новые недуги — вместо разумного лечения старых…"

На экране меняется сюжет, и новый кадр представляет украшенную атрибутикой государственного праздника улицу Академгородка. На площадке у дома культуры "Академия", на котором транспарант со словами: "С праздником" стоит группа пожилых людей, очевидно, ветеранов, одетых в весьма унылую верхнюю одежду весенне-осеннего сезона (плащи, куртки). Их лица и лица, стоящих у подножья ступенек слушателей щемяще грустны и усталы. Несоответствие всего этого словам исполняемой ими под гармошку песни могло бы послужить иллюстрацией лицемерным догмам, в которых прошла их молодость, когда они сеяли так и не проросшие мечты и надежды на достойную жизнь.

Посидим по-хорошему,

Пусть виски запорошены,

На земле жили-пожили мы не зря.

Улица с ее обитателями с экрана исчезает.

— Так какой же ответ ты бы дал названию своей книги, любезный друг мой, — обратился Леафар к Рому, как только они вновь появились на экране. — Все же, как ты думаешь, создание Анаукс, сама эта идея — утопична или идея вполне реалистична, но в этой Державе просто не было условий для ее реализации?

— Я долго думал над этим, но не пришел еще к заключительному ответу. Я могу с тобой поделиться лишь своими рассуждениями. — Ром немного передохнул и продолжил: — Ну давай представим, что такую Анаукс решили бы создать в какой-нибудь другой, традиционно демократической, благополучной, богатой Державе…

— Я полагаю, что там это вообще нереально, даже немыслимо, — сказал Леафар, — ибо в демократической стране никто бы не согласился с такой формой материального вознаграждения за труд, какая существует в Анаукс, не согласился бы с тем чтобы ему кто-то определял размер жилища, условия приобретения продуктов питания и так далее, чтобы ограничивали какую-либо свободу…

— Я понимаю, — сказал Ром, — но согласись, что, с точки зрения организации научных исследований, сотрудничества ученых, создание такого комплексного центра, где ученые разных направлений науки имели такую уникальную возможность совместно…

— Извини, любезный друг, может, тогда, в той Державе это и имело какой-то смысл… Хотя я не совсем уверен, что это столь значимо для создания комплексных проектов, взаимодействия и так далее, ибо в таких случаях для ученых, очевидно, не так уж принципиально: перейдет он дорогу для встречи с коллегой или доберется до коллег каким-то транспортом. К тому же я не думаю, что все научные взаимосвязи каждой Лаборатории Анаукс замыкались только на Лабораториях самой Анаукс. Очевидно, что они распространялись и на другие города, как Державы, так и за ее пределами. Так что эта географическая близость не так уж принципиальна. А если говорить о современности, то при нынешних средствах коммуникации это уже вообще не имеет смысла. Сейчас можно, не выходя из кабинета, ощущать себя связанным со всем миром и получать какую угодно информацию…

— Ты, конечно прав, но ничто не заменит людям сам факт непосредственного общения…

— Я согласен, мой друг, но для этого и устраиваются такие симпозиумы, где мы с тобой сейчас пребываем.

— Но мы, любезный коллега, — сказал запальчиво Ром, — говорим о разных предметах. Когда я говорю о непосредственном общении, то имею в виду ту интеллектуальную ауру, интеллектуальный воздух, которым была наполнена Анаукс. Это трудно передать словами, но, поверь, что у анауксов даже лица были особенные, одухотворенные.

Снова возникает экран в экране. Седовласый мужчина неопределенного возраста, подтянутый, в голубых джинсах и белой футболке, стоя у дерева, говорит: