Причина

Видео постепенно подводили к выводу, что моя мама жестоко обращается со своими детьми, хотя все её действия были направлены на то, чтобы воспитать нас как можно лучше, и они убили весь мой оптимизм в шестом классе. Я очень хотела, чтобы всё было нормально. А когда видела, что не получается — потому что моя семья никогда не относилась к категории "нормальной" — начинала чувствовать тоску и отвращение к себе, которое уже полностью овладевало моим сердцем. Это сделало меня эмоционально нездоровой.

Просмотр этих видео в школе, когда мне было всего 10 лет, стал поворотным моментом в моей жизни. В таком юном возрасте я стала зависимой от тоски и чувства собственной вины. Думаю, большинство людей зовёт это депрессией.

Я постоянно думала о самоубийстве.

В то время в нашей семье было пятеро детей. Мама хотела, чтобы мы пошли в достойную школу и переехали бы в более благополучный район, чем сейчас. Мы жили в Арлингтон Оукс в квартире с одной спальней. На полу в гостиной было два матраса — один для мальчиков, и один для девочек, ещё один для мамы и нашей самой младшей сестренки Стиви, в спальне. Мы кушали за розовой пластиковой скатертью, которую стелили на пол в кухне.

Высокая влажность в сочетании с жарой создает идеальные условия для тараканов в Техасе. У нас они тоже обитали. Иногда наше маленькое помещение казалось переполненным из-за шести людей и незваных семейств насекомых. Напряженность положения добавляла мне причин для тоски. Моя тоска могла заполнить собой каждый сантиметр воздуха дома, но были ещё двое малышей и младенец, которые не знали, каково это — тонуть в отвращении к себе. Для Джазлин и Филиппа эта ситуация послужила поводом развивать свои творчекие способности во время игр. Это была их радость и развлечение, которые срывали все мои попытки постоянно пребывать в печали.

Часто дети, когда они соберутся все вместе в какой-нибудь тесной комнате, чувствуют какой-то необыкновенный уют и волшебство. Ночью все мы ложимся в одинаковые кровати. В темноте нет ни стен, ни тараканов, ни бардака. Мы могли оказаться во дворце, или в стране чудес, но нашим любимым местом был мир Дисней. Мы могли бесконечно долго перешептываться, рассказывая истории друг другу. Кто-то один начинал, а остальные добавляли к истории своих героев, злодеев, или говорящих зверей, пока все они не умирали и воскресали по нескольку раз.

Много лет эти волшебные моменты никак не выделялись в моей памяти. Лучше всего я помнила порочность грустных воспоминаний. Я искала их, путаясь и смущаясь. Я сама не понимала, что делаю, я думала что пытаюсь быть реалисткой и избавиться от наивности. Меня не волновало, что я сама учила свою память стирать всё хорошее.

Мы всё-таки устроились в достойную школу, что означало лишь издевки от богатых детей, которые смеялись над нашей одеждой из социального магазина. Это заставило нас объединиться с маленькой группой детей, одетых так же, как мы. У тех детей дома происходило то же самое, что и у нас. Им как никогда были нужны друзья. Я ходила к ним в гости и видела, что их воображение такое же, как наше.

Но зачастую я находила у них ещё и тоску, мрак, отвращение к себе, грубость и равнодушие. Так мне было комфортнее. Мне нравилась тоска в домах других людей, потому что в нашем тесном доме я чувствовала нечто очень похожее.

Мы жили в квартире, посещали школу, так что мама могла окончить художественную школу и сменить работу. Она училась в Институте Искусств Далласа, на аудио- и видеоинженера.

Осиротевшее чувство неверия

Мама никогда не переставала верить в Бога. После всего, что она перенесла, это было чудом, достаточным, чтобы усомниться в своём атеизме. Но я была подростком-бунтарём, так что вера моей мамы была причиной для моего неверия. Однажды ночью, после сильной семейной ссоры, мы с братом Эриком сбежали из дома. Мама потом кричала во дворе "Постыдились бы Бога!"

Брат стоял посреди улицы и доказывал, что Бога нет. Я переживала, потому что никогда не видела его в таком отчаянии, но оно отличалось от моего. Я чувствовала это одинокое ощущение неверия, понимала недовольство своего сердца, с которым так жестоко и пренебрежительно обращались.

Мы с мамой и братом не просто ссорились. Мы могли быть очень жестокими по отношению друг к другу. Самое плохое в этом, по-моему, то, что наш разум не создан для таких гневных мыслей. "Наконец, братия мои, что только истинно, что честно, что справедливо, что чисто, что любезно, что достославно, что только добродетель и похвала, о том помышляйте." (Фил.,4:8)

Злые мысли — не то, для чего предназначается данная нам Богом способность к отражению и созерцанию. Она нужна для сосредоточения на любви, Боге, истине, красоте, чести — на всём хорошем. Наши рты не для того созданы, чтобы говорить плохие слова, а для сочувствия, просвещения, для того, чтобы говорить истину с любовью.