Причина

Это не он лежал в гробу. Это просто оболочка, которая выглядит как он. Вот и всё. Время остановилось. Что-то сломалось во мне в тот день. Думаю, с того момента я уже не была прежней.

Я по-другому смотрела на людей. Моё сердце сковал странный холод. Я помню то ощущение хрупкости жизни. Но сильнее всего я помню печаль, которая не покидала меня следующие 6 лет.

Когда я поближе увидела тело Келли, всё покрытое синяками и шрамами, мне вспомнились слова бабушки.

Мама мне не соврала.

Она рассказала, что Келли был забит до смерти. Мама никогда не лгала, чтобы тебе стало легче. Думаю, она считала, что лучше видеть жизнь, как она есть — реалистично. Она считала наивных людей глупцами. И поскольку мама любила нас, то не хотела вырастить наивными.

Я перестала верить в Бога.

В тот момент я начала задавать вопросы Богу. Он же должен быть хорошим. Я думала, он должен быть таким огромным. А Келли был маленьким. Его отчим был высоким и сильным. Как мог Бог допустить, чтобы такое случилось с малышом? Он же должен любить детей, не так ли?

Я была рядом с тётей, когда она пришла в квартиру за вещами Келли. Она взяла его подушку с черепашками-ниндзя и крепко обняла её. Она зарылась в неё с головой, и вдохнула, закрыв глаза.

«Всё ещё пахнет, как он».

Самым ужасным для меня было то, что рядом с ней не было супруга, который бы мог её поддержать. Он был в тюрьме на пожизненном сроке за убийство. И я со страхом слушала разговор о том, что он не протянет там долго, потому что люди в тюрьме не очень-то добры к тем, кто убивает детей.

Несмотря на то, что они постоянно ругались, тётя любила своего мужа. Как Бог мог такое допустить? Она была моим героем. Она помогала мне, когда я чувствовала, что скоро сойду с ума в этом доме. Я хотела быть похожей на неё. Думаю, в тот момент, когда она обнимала подушку Келии, я и перестала верить в Бога.

Я так хотела тоже обнять эту подушку, но забирать у тёти даже малейшую частичку запаха Келли было жестоко. Ведь это всё, что у неё осталось от ребёнка. Это было началом моей эмоциональной дисгармонии. В этой постоянной внутренней борьбе я должна была стать спасительницей и защитницей для всех своих близких. Я должна была делать всё, что в моих силах, потому что если и есть на свете Бог — в чём я сомневалась — он всё равно нам не поможет. Я не могла принять веру, потому что считала, что Бог должен был создать нас для чего-то большего, нежели жуткие смерти, тюрьмы, депрессии, как та, в которую меня затягивало всё глубже.

«Но, может, Бог и не создавал нас для чего-то великого. Хотя, кому какая разница?» — думала я. Я просто больше не верила в Бога.

Как сомнения приводят нас к свету.

Когда умер Келии, часть меня умерла вместе с ним — моя вера в добро, красоту, в то, что являлось так-называемым Богом. Пэт Робертсон говорил, что Иисус любит детей. Но из-за той смерти я решила больше в это не верить. Смерть не приходит только к плохим людям, как меня учили, или только к старикам, прожившим полную, счастливую жизнь, как я думала. В детстве смерть представлялась мне огромной чёрной горой. Внезапно я оказалась внутри неё. Я будто потерялась и знала, никто не поможет мне найти нужный путь. Чего я тогда не понимала — так это того, что любовь сильнее смерти. Я не знала любви вообще до тех пор, пока не стало почти слишком поздно.

4 причина, по которой я полюбила печаль

Вернувшись в школу, я ощущала себя не в своей тарелке. В школе всё было слишком пестро и ярко. Там были шутки и смех, игры и музыка. Я не могла продолжать жить, как раньше и ходить в школу после смерти кузена. На перемене я слонялась по школьному двору и думала о нём. И вдруг я увидела его имя. Совершенно ошеломлённая, я стояла и смотрела на слово «Келли», напечатанное на боку одной из шин, из которых были сделаны качели. Я провела пальцами по буквам. Остаток перерыва я просидела там, размышляя о нём, мне так хотелось попросить у него прощения за то, что всем хочется, чтобы я вернулась к прежней жизни.

А потом начался урок музыки. Учительница раздала слова песни, которой хотела нас научить. Когда я увидела, что это была за песня, то почувствовала, как кровь прилила к щекам. Сердце запрыгало в груди. Это была песня, которая играла, пока я стояла в очереди к телу Келли на похоронах. Я пыталась понять, должно ли это меня успокоить или только усугубить переживания… Учительница начала петь, я нервничала. Хотела ли я это слышать? Кажется, это нужно было решить в тот небольшой промежуток времени между получением бумаги и началом песни.

Слишком мало времени. Я была преисполнена желанием как-то почтить память кузена. Я хотела откликнуться на его смерть — так как надо, с любовью. Думаю, мне нужно было выплакаться, но в 10 лет я не понимала, как.

«Что ж, дети, читаем текст вместе со мной»

Она начала. Что-то говорило мне дать волю гневу, бежать без оглядки. Что-то говорило, что будет больнее и больнее, и что это никогда не закончится.