Приданое

– Что? – захохотал тот, – Да то, о чём ты сам только мечтаешь всё, олух! А я взял и сделал!

Он хвастливо задрал кверху нос и тут же кулак Ивана опустился на его лицо. Капли крови брызнули на снег, а Иван всё колотил и колотил Пахома, молча и злобно. И ни один из мужиков не встал на его защиту и не оттащил Ивана. Все одобрительно молчали. Наконец, Иван зло сплюнул, и, утерев лоб рукавом телогрейки, процедил:

– Убил бы гниду, да грех на душу брать не хочу. Бог тебя сам покарает.

Он развернулся и быстрым шагом пошёл прочь, а Пахом, поднявшись с земли, как ни в чём не бывало, побежал на карачках в сторону дома, словно не чувствуя никакой боли.

– Истинно бесноватый, – в ужасе зашептался снова народ.

Глава 22

Софьюшка проснулась в прекрасном расположении духа, давно она не спала так безмятежно и сладко, давно не снились ей такие яркие сны. Сегодняшней ночью явились к ней в сонном видении маменька с тятей, молодые такие, весёлые, матушка в белом сарафане с цветами по подолу, а тятя тоже в белой рубахе, красным кушаком подпоясанной. Держит тятя в руках красивое белоснежное покрывало, богато расшитое кружевом, а матушка букет цветов ей протягивает. Взяла Софьюшка и цветы и покрывало, а родители обняли её крепко, расцеловали и, не сказав ни слова, растаяли в зыбкой прозрачной дымке. Софьюшка потянулась в постели, повернулась на другой бок и тут спохватилась – да ведь дед Матвей повитуху привёл вчера, и сказала та, что нынче Софья родить должна. Она села на кровати, спустив ноги, прислушалась к себе – дитя спит мирно, ничего не болит у ней. И в избе тишина, ровно нет никого. И куда все подевались? Странно.

– Ну что ж, пора и вставать, умываться, да на стол собирать, дедушку завтракать звать, – подумала она, и встала на пол.

И тут же горячая жидкость заструилась по её ногам, потекла на доски пола, Софья замерла и опешила, не зная, что делать.

Тут же (хотя и не было никаких шагов в избе) услышала она голосок тётки Кимы, высокий и громкий:

– Встала, девонька? Вот и ладно.

– У меня… вот, – Софья, смущаясь, переступала ногами в луже.

– У, девка, да ведь то радость – дело пошло! – тут же отозвалась повитуха, – Я ведь вчера вам сразу сказала, что надо сегодня ждать.

– А что мне делать-то сейчас? – спросила робко Софья.

Тётка Кима оббежала вокруг неё и после только ответила:

– Что делать? Радоваться! Дитятку помогать. А всё остальное я сделаю.

Она быстро стянула с Софьюшки мокрую рубаху, и, обтерев тело, тут же наскоро надела на неё сухую и чистую.

– Так, ты иди сюда, давай-ка руку, не поскользнись тут, на мокром-те. Вот так. А теперь садись за стол. Кашу есть станем.

– Как есть? – удивилась Софья.

– Да как обычно, ртом да ложкой, – усмехнулась тётка Кима, – Родить – это дело небыстрое, а силы тебе понадобятся. Так что ешь покамест. А я вон пол подотру.

– А дедушка где?

– Матвей в лес пошёл по делу.

– По какому?

– Открыть надобно проход. Нынче гости у нас будут. Точнее завтра поутру.

– Гости? – приподняла одну бровь Софьюшка, – Это кто же?

Сколько она жила у деда Матвея, никогда к ним никто не наведывался, вот, тётка Кима первая пришла почти за год, да и всё на том. Да и то дедушка сам её привёл.

– Увидишь завтра, не об том, покамест, думать надобно.

– А какой проход-то? – всё так же, не понимая, спрашивала Софья.

– Али тебе дед не рассказывал? Жена-то его покойная ведающая была. Так вот, она кругом поляны, на которой изба эта стоит, стену, невидимую глазу, поставила – защиту, от людей дурных, от зверей диких, от нежити всякой. Хотя, звери-то их не трогали, у Матвея с женой такая любовь ко всему живому была и есть, что чувствовал это зверь и кроткий становился рядом с ими.

– А как же деда этот забор… уберёт? Или откроет?

– Он дело своё знает. Недаром столько лет с супругою прожил, – усмехнулась тётка Кима, – Как там говорит народная-то мудрость? С кем поведёшься, от того и наберёшься. Или вот ещё, муж да жена – одна сатана. Тьфу, не к месту будь помянут! Ты давай, жуй-жуй.

Софьюшка послушно принялась за кашу. Каша была вкусная, наваристая, на козьем молоке. Чай показался ей горьковатым, с необычным привкусом.

– А что за травка такая? – поинтересовалась она у тётки Кимы, которую было неслышно, но Софьюшка ощущала её присутствие в избе.

– А это нарочно для тебя, девонька, чтобы родить легше, чтобы робёночку пути открыть. Ты пей-пей, не бойся. Я своё дело знаю.

Софья маленькими глоточками принялась пить отвар, после двух-трёх глотков он уже не казался таким горьким, даже наоборот, стал каким-то густым, пряным и ароматным.

– Там разные травки собраны, Богородична трава да душица, мята да малина. Ну, всего-то раскрывать не стану.

Повитуха захихикала весело.

– Тётка Кима, – спросила Софья, – А вы сами откуда будете-то?

– Да я неподалёку живу.

– А дед Матвей говорил, что все деревни от нас далёко, пешком за день только разве и дойдёшь.

– А кто ж сказал, что я в деревне живу? – улыбнулась повитуха.

– А где же? – не поняла Софья, но тут же опомнилась, – А-а, вы как дедушка в лесу тоже, да?