- Смотря что говорить. Если в общем - то денег нет. На двух моих карточках - почти пусто. Помнится, я подписывал какие-то бумаги. Ты по ним все сняла?
- Почти.
- Значит, и там - пусто. Еще будем говорить о деньгах?
- Кива умер.
- А вот это уже не о деньгах! Это - о похоронах, а о похоронах я говорить не буду!
- Не кричи. Аврору с Лужаной можно похоронить на деньги Авроры.
- Ты портишь мне аппетит. Ты что, собираешься ехать в этом халатике? Слишком много кружев, дешевые бусы не подходят...
- Это не дешевые бусы, это жемчуг.
- Пусть - жемчуг, начни уже одеваться, наконец!
- Не беспокойся обо мне.
- Я беспокоюсь не о тебе. Я беспокоюсь об этом халате.
- Это пеньюар.
- Тем более! Слышишь? Это нам сигналят.
- Ты, Платон Матвеевич, поезжай. Я позже прибуду.
Платон долго смотрел в лицо Илисы. Она выдержала его взгляд и чуть улыбнулась, ободряя.
- Почему ты так со мной поступаешь? Я же сделал все, что ты просила.
- Я подъеду ровно через двадцать минут после тебя. Ни о чем не беспокойся. И, пожалуйста, следи за своим лицом, когда меня увидишь.
- А что именно я должен изобразить на своем лице, когда тебя увижу? ехидно поинтересовался Платон.
- Отстраненное равнодушие.
Запад Иванович, увидев Платона одного, подозвал шофера. Услыхав, что гость приехал один, Запад Иванович досадливо крякнул и уставился на Платона тяжелым взглядом.
- Все в порядке. Она предпочитает... Своим транспортом.
И Платон, как полагается, пошел первым делом в кухню.
- Чувствуете что-нибудь? - спросил его там озадаченный Севере-Запад.
- Соус кари, - принюхался Платон. - Лимон...
- Мы когда появились, Север Иванович почуял запах горелого. Приказал вынюхать.
- Что приказал?
- Вынюхать, где пахнет. Я ничего не чувствую.
- Сколько человек будет?
- Двенадцать.
- Дамы будут?
- Естественно. Серафима Емельяновна уже прибыли.
- Так позовите ее, она что хочешь унюхает!
- Звал. Сказала - все в порядке.
- И чего вы тогда мучаетесь?
- Вы не понимаете, Платон Матвеевич. Мне приказано было - что? Вынюхать и доложить, что пахнет подгорелым.
- А вы скажите, что ничего не подгорело.
- Так мне же не это приказывали - выяснить, подгорело или не подгорело. Факт запаха, так сказать, установлен...
Платон с интересом посмотрел на удрученного первого помощника.
- Какое у вас образование? - спросил он.
- У меня их три, из какой области?
- Языки?
- Естественно...
- Тогда мы поступим следующим образом.
К ужасу Северо-Запада, Платон слегка присел сбоку на разогретую плиту.
- Но как же!..
- Все в порядке, - Платон встал на ноги. - Надеюсь, дыры не будет...
- Платоша, любовь моя, где ты? - раздался зычный женский голос. - Боже! Чем это воняет?
В кухню влетела огромных размеров женщина и кинулась к Платону обниматься.
- Это ничего, просто я обжегся. Скажите Северу Ивановичу, что пахли мои сожженные брюки.
- Платоша, ты сел на плиту? - ужаснулась Серафима.
- Было дело, - отмахнулся Платон, троекратно изобразив у ее щек громкий чмок.
- Платоша, пойдем скорей смотреть, там кто-то подъехал в лимузине и с эскортом! Потрясающие мальчики с вот такими бицепсами на мотоциклах! Не знаешь, кто у нас ездит с эскортом байкеров?
- Кажется, знаю, - пробормотал Платон.
Все обжиралы собрались у окон от потолка до пола, чтобы рассмотреть, кто выйдет из лимузина. Мощные бородатые мужчины на мотоциклах крутили ручки, задымляя видимость. Наконец, задняя дверца лимузина открылась. Вышел еще один мужчина в коже с заклепками. Он что-то потащил на себя. И к разочарованию всех вытащил... плетеный короб с крышкой. Держа его перед собой, он пошел к дверям кафе.
- Может быть, это какая-то еда? - задумалась Серафима. - Очень дорогая, с охраной.
- Стол готов!
Никто не захотел садиться, пока не выяснится, что в коробе.
Бережно опустив ношу на пол, здоровенный мужик с бородой, но совершенно лысый, внимательно оглядел присутствующих, постукивая кулаком в перчатке по другой ладони. Потом вздохнул, словно сожалея о невозможности употребить чешущийся кулак по назначению, развернулся и удалился, стуча огромными ботинками на шнуровке.
Никто не решился подойти первым.
- Так и будем стоять? - не выдержала Серафима. - Кушать хочется!
Тут крышка короба откинулась и в нем в полный рост встала невысокая девочка с льняными волосами до пояса.
- Приве-е-ет, - пропела она и хихикнула, дернув плечиками.
Мужчины - в восхищении, а Серафима и Мама-Муму с недоверием рассматривали девочку минуты три. На ней была странная одежка - что-то типа короткой шелковой рубашечки на бретельках, которую небольшие круглые грудки поднимали впереди четко выделяющимися сосками. Белая кожа ее, казалось, просвечивала насквозь голубоватым перламутром прожилок, огромные серые глаза смотрели совершенно бездумно, с тем упоением веселья, которое идет не всем блондинкам - у некоторых наводит на размышления о глупости. Но она была не просто блондинка - волосы имели редко встречающийся платиновый оттенок белого льна, изяществу ее рук и ног могла позавидовать любая муза живописца.