- Что вы задумались? Не беспокойтесь, ваша жизнь не изменится. Все будет по-старому. Но мы тут подумали... Вы отлично вели финансовые дела Богомола, у вас талант, Платон Матвеевич. Я слышал даже, что вам удалось перевести большие суммы денег в американские инвестиционные компании. Не надо нервничать, я не прошу ответить, как именно вы это сделали - России туда пути закрыты. Я только хочу знать, уверены ли вы в подставной системе?
- Долго объяснять, - пробормотал Платон, - не было подставных иностранных фирм, все абсолютно законно...
- Вот и не объясняйте! - удовлетворенно откинулся в кресле собеседник. Просто работайте дальше.
- Что вы сказали?
- Работайте дальше, у вас хорошо получается. Скоро выборы, надеюсь, вы правильно распорядитесь выделенными для этого у Богомола деньгами.
- Что это значит - правильно?
- Платон Матвеевич, - укоризненно посетовал собеседник, - вы же не такого масштаба человек, чтобы я просил вас оплачивать какую-то нужную фигуру. Если мне понадобится кого-то посадить в Думу, для этого у меня есть личный помощник с тремя высшими образованиями.
- Понимаю, - пробормотал Платон, вытирая мокрым носовым платком пот с лица. - Фигуру вы сами посадите.
- Вы мне нужны как главный бухгалтер, - наклонился к нему Запад Иванович. - Понимаете?
- Почти...
- Мне ли вам объяснять, что значит главный бухгалтер в фирме!
- Не-е-ет, не надо, спасибо...
- На первом месте у хорошего бухгалтера, что? Чутье! У вас есть чутье. Осмотритесь на этой цирковой арене, прикиньте, посоветуйтесь с нужными людьми кстати, здесь есть трое таких умных, из политики. И выберите правильное партийное направление. Масштаб, Платон Матвеевич, вот ваша задача. Смотрите на четыре года и восемь месяцев вперед.
- Именно на четыре года и восемь месяцев? - услышав цифры, Платон начал приходить в себя, заинтересовавшись, наконец, разговором.
- Именно. В эту весну все предсказуемо получится, там уже поработали бухгалтеры других структур, деньги, как говорится, уже в деле. А вы пораскиньте мозгами вперед, что будет дальше.
- Кто еще знает о нашем разговоре? - спросил Платон.
- Да ведь никто ничего толком не знает, Платон Матвеич. Кто догадывался, что вы занимаетесь вложением в разные места денег, которыми распоряжался Богомол, тот и дальше будет догадываться.
- Поймите, я не хочу брать на себя никакой ответственности.
- А вы и не берите. Возьмите на себя мудрое инвестирование в надежные места под выгодные проценты. Процент оплаты за мудрость вы знаете. Отчета у вас никто не посмеет потребовать, кроме меня или следующего Запада Ивановича. Да и что с вас возьмешь? Бухгалтер... - Собеседник провел по коже подлокотников пальцами и встал. - Пора за стол. Горячее стынет небось.
Он вышел первым.
Платон, совершенно обессиленный, упал на спинку кресла и запрокинул голову.
В комнату неслышно вошел Северо-Запад.
- Платон Матвеевич, зачем вы это сделали? - спросил он.
- Что, голубчик? - дернулся Платон.
- Зачем прожгли брюки?
- Ах, это... Помните, вы мне гадали. Шестеро детей...
- Конечно, помню.
- Поздравьте. У меня уже есть трое. Одна родная и двоих придется оформить под опекунство. И я при этом, как последний дурак, сам себе веревку на шее затянул - не попросил помощи. Сам, сказал, разберусь с этой птицей. Этикет, политес. А вы говорите - брюки...
В комнату заглянула Василиса.
- Ты поговорил о делах? - спросила она Платона.
- Поговорил, - опешил он.
- Можно я тогда уже поеду? Устала с этими толстяками.
- Ты ела что-нибудь? Как ты поедешь? Подожди, тебя отвезут, - засуетился Платон.
- Спасибо, я ела перепелок в тесте, - ответила девчонка с невозмутимым взглядом. - А поеду я так же, как и приехала.
Перед столпившимися зрителями Василиса залезла в короб и медленно закрыла за собой крышку, посылая всем свободной рукой воздушные поцелуи. Вошел тот же лысый бородач, забрал короб и ушел, криво улыбаясь.
За стол обжоры возвращались молча.
- Ну, Платон Матвеич, удивил ты нас такой красотой, - поблагодарил за всех Запад Иванович.
- Слава богу, уехала, - шепнула Платону Серафима. - А то - никакой жрачки! Как ты с нею дома справляешься? В клетке держишь? Темперамент ведь - бешеный. Мужики небось по стене когтями карабкаются в окно. Вдова! - фыркнула Серафима.
- А дома она толстая - девяносто килограммов, с одышкой, волосики реденькие становятся, глаза отекают, - пробормотал Платон, разглядывая на тарелке гору мяса, обложенную дымящимися печеными бананами.
- Господа обжоры и дамы обжорки! - встал желающий сказать тост. - Все помнят, что следует запивать красным, а что - белым? Тогда предлагаю отведать парную оленину, сваренную в кисло-молочной сыворотке, и выразить потом повару свою оценку топаньем ног! Минуточку, я еще не закончил. Пусть умеющий жрать много и вкусно делает это всегда в присутствии таких же умельцев. А соблюдающий диету и берегущий фигуру - в одиночестве. Тогда все будут счастливы. Ну? Кто затопает первый под пустой тарелкой?