Придворная словесность: институт литературы и конструкции абсолютизма в России середины XVIII века

Евангельские стихи Кантемир вписывал в конструкцию дидактической оды, вменявшей читателю нравственный кодекс «истинно благонамеренного вельможи». Речевая установка оды соответствовала усилиям Петра, внушавшего своим подданным этос честной службы и утверждавшего его на авторитете Священного Писания и религиозном понятии о совести (совесть фигурирует среди достоинств адресата в «Письме… к… Трубецкому» Кантемира). Петровский Генеральный регламент 1720 г., на который Кантемир ссылался в примечаниях к «Сатире VI» (Кантемир 1956, 153), включал форму присяги, очерчивавшей модель чиновной субъектности (см.: Марасинова 2008, 127–128). Покорность «богу и суду его страшному» должна была, согласно формулировкам присяги, уберечь чиновника от «корысти»:

Аз, нижеимянованныи, обещаюсь и кленуся всемогущим богом пред святым его Евангелием <…> повереннои и положеннои на мне чин <…> надлежащим образом, по совести своеи, исправлять и для своеи корысти, свойства, дружбы, ни вражды противно должности своеи и присяги не поступать. <…> И таким образом себя весть и поступать, как доброму и верному Е. Ц. В. рабу и подданному благопристойно есть и надлежит, и как я, пред богом и судом его страшным, в том всегда ответ дать могу, как суще мне господь бог душевно и телесно да поможет (ЗА 1945, 483–484).

Надежда на бога, стоящая в заглавии Кантемировой оды и замыкающая ее последний стих, была важнейшим элементом петровского политического богословия. В 1724 г. Петр через Феофана переправил в Синод указ о сочинении «кратких поучений людем», «в которых бы наставъления, что есть прямой пут спасения, истолкован был, а особливо веру, надежду и любоф, (ибо <…> о середней и не слыхали, понеже всю надежду кладут на пение церковъное, пост и поклоны и протчее, тому подобное <…>) <…> а спасение делами своими получат <…>» (Там же, 143–144). Учение о «спасении делами» подробнее излагалось Феофаном в «Слове в день… святаго… Александра Невского», которому был предпослан евангельский вопрос: «Учителю благий, что сотворив, живот вечный наслежду?» (Лк. 10:25; 18:18). Точно в такой формулировке этот частый вопрос задает Иисусу «некий князь». Так и в оде Кантемира евангельские наставления о том, что следует «учинить, вышне наследство жадая», обращаются к князю Трубецкому (его титул фигурирует в авторских примечаниях).

Очерчивая нравственный долг своего адресата, Кантемир в первую очередь ссылается на «голос закона, / В сердцах природа что от век вложила / И бог во плоти подтвердил, внушая…». Хорошо известно, что петровская этика строилась на согласовании «естественных законов», выведенных светской политической философией, с библейскими заветами (см., напр.: Прокопович 1961, 81–83; Бугров, Киселев 2016, 57–120). По наблюдению Дж. Майелларо, в поэтическом корпусе Кантемира – как и вообще в словоупотреблении эпохи – религиозное понимание «закона» сближается с политическим (Maiellaro 2000, 23). В «Слове в день… святаго… Александра Невского» Феофан при помощи христианского вероучения, обещающего спасение души, обосновывал требования гражданской службы: