Придворная словесность: институт литературы и конструкции абсолютизма в России середины XVIII века

Бого-Отец, и Царствующий Пророк, о грешных людях сие говорит; человек яко трава, дние его яко цвет сельный, тако оцветут <…> А о праведных так пишет. Праведник, яко финикс процветет; и яко кедр иже в Ливане умножится. <…> Перьвыя, щасливы временным благополучием; то есть богатством, и всяким земным изобилием. Цветущая их фамилия; показывает великолепие, и славу дому их. Во времянном благополучии их, по видимому, никакого недостатку нет. <…> В том то, по мнению светскому, совершенное благополучие состоит. <…> Християнин и честной человек, по примеру Давидову, весьма противное сему мнение имеет. Он своего благополучия, во владении золотом и серебром, не полагает, но на едином служении Богу <…> вечно утверждает <…> (Бельгард 1762, 232–233).

Сравним в «оде парафрастической псалма 143» Тредиаковского:

О! чужих мя от полчища,
Сам избави скоро нища.
Резв язык их суета,
В праву руку к ним вселилась,
И лукавно расширилась,
Хищна вся неправота.

Сии славу полагают

Токмо в множестве богатств,
Дух свой гордо напыщают
Велелепных от изрядств:
Все красуются сынами,
Больше как весна цветами;
Дщерей всех прекрасных зрят,
В злате, нежно намащенных,
Толь нет храмов испещренных:
Тем о вышнем не радят.

Их сокровище обильно,

Недостатка нет при нем,
Льет довольство всюду сильно,
А избыток есть во всем:
Овцы в поле многоплодны
И волов стада породны;
Их оградам нельзя пасть;
Татью вкрасться в те не можно;
Всё там тихо, осторожно;
Не страшит путей напасть.

Вас, толь счастием цветущих,

Всяк излишно здесь блажит;
Мал чтит и велик идущих,
Уступая ж путь, дрожит.
О! не вы, не вы блаженны,
Вы коль ни обогащенны:
Токмо тот народ блажен,
Бог с которым пребывает
И который вечна знает,
Сей есть всем преукрашен.

(Trediakovskij 1989, 440–442)

Поэтические переводы 143‐го псалма, делавшие его фактом новой литературы, разыгрывали политико-богословский «сценарий власти» и одновременно инсценировали воспитательные функции словесности, приходящей на помощь монархии в деле «просвещения царств». Во второй, только что процитированной, части псалма молитва «царствующего пророка» о победе над врагами превращается в урок личной и общественной этики. Лютер усматривал в 143‐м (144‐м) псалме отповедь царя своим подданным: