Придворная словесность: институт литературы и конструкции абсолютизма в России середины XVIII века

Как и Лейбниц, Ломоносов в «Предисловии…» соотносит судьбу «природного языка» со «славой всего народа», уточняя, что речь идет о «великих делах Петрова и Елисаветина веку» (Ломоносов, VII, 591–592). В «Необязательных размышлениях…» Лейбниц прославляет «великие ниспосланные господом победы» («große von Gott verliehene Siege» – Leibniz 1983, 6) немцев, в том числе победы над турками, как символический аналог их культурных свершений. Сходная аналогия лежала в подтексте шуваловского письма к Вольтеру. В 1761 г. чуткий к настроениям фаворита Вольтер намеревался адресовать ему такой комплимент: «<…> у вас уже давно существуют там научные учреждения и великолепные театры, а наряду с этим воины ваши снискивают себе славу на берегах Одера и Эльбы» (ЛН 1937, 28). Как и у Лейбница, в письме Шувалова успехи языка выступают свидетельствами «добродетели» и «чести нации». И у Ломоносова, и у Лейбница причастность «природного языка» к священной традиции, воплощенная в библейских переводах, подкрепляет сакральный статус национальной империи. Сходным образом Тредиаковский в посвященном Воронцову «Слове о богатом, различном, искусном и несхотственном витийстве» (1745) утверждал, что Елизавета «не хочет другаго языка, кроме того, которым <…> Богу благочестивейшая молится, Закон христианнейшая защищает, Веру православнейшая исповедует <…> Славу своея Империи достойнешая расширяет» (Тредиаковский 1849, 581). Лейбниц, усматривавший «героическое и вергилианское величие» в языке немецкой Библии, и Ломоносов, заявлявший о преемственности «славенской» книжности по отношению к «древним Гомерам, Пиндарам» (Ломоносов, VII, 587), равно усваивали язык священных текстов политической апологетике «в неоклассическом и имперском духе» (Пиккио 1992, 147).

Не только идеология, но и медиальная организация торжественной оды, ее «речевая установка» (Тынянов 1977), определяется в «Предисловии…» символической конструкцией империи. Необходимость славянизмов для одического поэта Ломоносов объясняет так:

По важности освященного места церкви божией и для древности чувствуем в себе к славенскому языку некоторое особливое почитание, чем великолепные сочинитель мысли сугубо возвысит (Ломоносов, VII, 591).

Заимствуя лексическое богатство церковнославянской Библии, поэзия претендует на медиальную действенность литургии, «славословия божия на славенском языке». Ломоносовская теория поэзии опирается здесь на архетипы политико-богословского мышления. Вслед за Карлом Шмиттом и Канторовичем Дж. Агамбен подчеркивает «юридическое обоснование „литургического“ – то есть публичного и „политического“ – характера христианской церковной службы. Термин leitourgia <…> этимологически обозначает „общественное служение“, и Церковь всегда стремилась подчеркнуть публичный характер литургического богопочитания <…>» (Агамбен 2018, 290). Литургия есть извод аккламации, представляющей собой «восклицание одобрения <…> выкрикиваемое толпой в определенных обстоятельствах», в котором Шмитт видит основополагающий момент «всякой политической общности» (Там же, 282, 287). «Истоки имперской идеологии» должны быть описаны в таком случае через «историю аккламации, в которой литургические и светские элементы были неразрывно переплетены друг с другом» (Там же, 319). В ломоносовском «Предисловии…» новая светская поэзия предстает той медиальной формой, в которой политическое измерение литургического обряда обнаруживается и апроприируется в интересах секулярной империи. Силами поэзии, искусства манипуляции общественным аффектом, «особливое почитание» русской публики к «освященному месту церкви божией» переадресуется – вместе с самим жестом аккламации – императорскому культу «Августы Елисаветы» (Ломоносов, VII, 592; см.: Ram 2003, 53–54).

«Предисловие о пользе книг церковных» заключает в себе, таким образом, не только стилистические рекомендации и жанровую теорию оды, но и модель имперского монархического сообщества как своего рода аффективной публичной сферы. Ломоносов не был здесь одинок. Еще Гоббс в «Левиафане» основывал политический порядок на полурелигиозном почитании (worship), которое государство должно внушать своим подданным при помощи религии и искусства.