Приемный ребенок

– В чем вы можете меня заверить? – перебиваю я ее. – Вы не можете заверить меня в том, что это не повторится. Вы не можете заверить меня в том, что с ними разберутся и накажут. Элли в жутком состоянии, она отказывается говорить, кто все это затеял. Она говорит, что не знает.

– Я поговорю с ними со всеми. Я вызову их к себе сюда по одному… Я проведу собрание… Я…

Она понятия не имеет, что будет делать. Флоренс Максвелл на самом деле не может решить этот вопрос, а все теплые чувства, которые я к ней испытывала, испаряются. А мне ведь нравилась ее неуверенность и неумелость, я даже считала их очаровательными.

– Вам повезло, что сюда не приезжала полиция. Вам повезло, что они сейчас не рыскают по всей вашей школе, – говорю я. – Вчера вечером Сара Джефферсон хотела вызвать полицию. Элли упросила ее этого не делать: она сказала, что из-за этого ей будет еще хуже. Она дико боится этих детей. Это совершенно точно можно квалифицировать как угрозу действием, а то и нападение с применением насилия. Совершенно точно здесь есть состав преступления.

Флоренс издает стон.

– Как до этого дошло, черт побери? Что я должна сделать?

– Что бы вы ни сделали, действовать нужно быстро. Потому что если случится что-то еще, если кто-то еще просто скажет что-то не то этой девочке, я сама пойду в полицию. Мне плевать на то, что говорит Элли.

– Конечно, конечно, – кивает Флоренс. – Я поговорю с учителями. Я прикажу им получше присматривать за Элли. Посмотрим, может, нам удастся выяснить, что происходит и кто в этом участвовал.

– Мэри сообщила, что несколько недель назад к дому Джефферсонов приходила группа девочек. Они орали под окном Элли, называли ее ведьмой. Это продолжается уже какое-то время. Я думаю, что вы знаете, как это все началось.

– Ханна? – Флоренс проводит рукой по лицу. – Но Ханна мертва.

– Я не утверждаю, что она имела какое-то отношение к случившемуся вчера вечером, очевидно, что нет. Но ясно, что ее отношение к Элли передалось и другим. Весь город об этом говорит. О том, что Элли другая, она несет зло – все то, что Ханна Гилберт говорила мне за несколько дней до своей смерти.

У Флоренс от шока округляются глаза.

– Когда она это говорила? Я понятия не имела, что все так плохо…

– Она приходила ко мне домой, утверждала, что с людьми, которые расстроили Элли, случается что-то плохое. И очевидно, что ее мнение не умерло вместе с ней. Теперь эстафетную палочку подхватили дети и целой бандой выступают против несчастной девочки, пытаясь превратить ее жизнь в ад.

– А вы не думаете…?

– Не думаю что? – рявкаю я, бросая ей вызов: пусть скажет то, что, как я знаю, должно последовать.

– Вы не думаете, что слова Ханны могли на чем-то основываться? Может, в них что-то есть?

Я в отчаянии качаю головой.

– Семья Элли погибла в огне. – Я делаю ударение на каждом слове и смотрю, как Флоренс дергается. – А теперь люди, которые вроде должны о ней заботиться, люди, которые должны обеспечивать ее безопасность, заставляют ее чувствовать себя чудовищем. Скажите мне, Флоренс: вы сами не вели бы себя немного странно, если бы это происходило с вами?

Флоренс пожимая плечами.

– Я не могу это объяснить.

– Нет, вы не можете это объяснить, потому что это нелепо, черт побери. Если вы не найдете способа все это остановить, я отправлю подробный и честный отчет совету школы с заявлением о том, что Элли находится в опасности, пока остается у вас.

Я не жду ее ответа. Я не хочу больше ничего слышать про то, что Элли сама виновата, или о том, что она отличается от других, или что она странная. Я не хочу видеть, как взрослые люди ведут себя, словно маленькие дети, и поддаются массовой истерии. То, как они себя ведут, предосудительно. А мне уже всего этого хватило по горло.

Глава 70

Имоджен

Когда я на следующее утро захожу в офис, то сразу же понимаю, что что-то не так. Там слишком тихо, словно люди только что разговаривали и прекратили в ту секунду, когда появилась я. Когда я здороваюсь, мне отвечают, но все напряженно смотрят в свои мониторы, словно там только что появились выигрышные номера еженедельной лотереи. По утрам у нас обычно шумно, – целая какофония звуков, которые превращаются в тихий гул только после того, как все заварили утренний кофе и полностью обсудили то, что вчера вечером показывали по телевизору. Иногда относительная тишина наступает только без пятнадцати десять, когда сотрудники начинают расходиться по совещаниям и отправляться в семьи, которые должны посетить. Мне потребовалось какое-то время, чтобы к этому приспособиться – на моей старой работе я тратила не больше десяти минут на то, чтобы поздороваться с коллегами в кухне перед тем, как закрыть дверь в свой кабинет, где стояла полная тишина. Но теперь мне больше нравится это оживленное место, где много общения и шумная обстановка.